Андреас Эшбах - Выжжено

– Тем, что я так внезапно исчез? – предположил Маркус.

– Не-а, – беззаботно ответил Юлиан. – К этому они уже привыкли.

– Да? – Трудно было сказать, приятно ли ему слышать это.

– Дядя Фридер говорит, что ты всегда поступал как хотел. И папа говорит, что ты в состоянии за себя отвечать, можно не беспокоиться. – Мальчик кашлянул. – Но мама всё равно беспокоится.

Ну, хотя бы это.

– Скажи ей, что у меня всё хорошо. Можешь передать?

– Конечно, – ответил Юлиан. – А где ты вообще?

– В Америке.

– Ах, вон что, – протянул он почти разочарованно. – Я и сам должен был догадаться. Ну и как, ты добрался до того человека, телефон которого прослушивается?

– Нет, – сказал Маркус. – К сожалению, нет.

– И что ты теперь делаешь?

Да, что он, собственно, теперь делает?

– Скажем, я занимаюсь поиском важных документов, которые у меня украдены.

– Что, правда? – удивился Юлиан. – Круто! И что это за документы?

– Не могу рассказать по телефону. Но если найду их, когда-нибудь покажу тебе.

– Обещаешь?

– Обещаю. Но это между нами, о'кей? Родителям скажи только, что я в США, что у меня всё хорошо и чтоб они за меня не волновались.

– О'кей, передам.

В этом отношении на племянника можно было положиться, Маркус это знал. Он закончил разговор и собрал свою сумку. Пора пускаться в путь.

Дело было уже к вечеру, когда он приехал в Блумингтон, Иллинойс. Над городом нависло пасмурное небо, пока он петлял по улицам в поисках Сансет-роуд. Деревья вдоль велосипедных дорожек были мокрыми. Из труб над крышами домов шёл дым.

В конце концов, он нашёл этот дом, одноэтажный, старый, обшитый деревянными панелями. Однако на почтовом ящике стояла другая фамилия, и когда он позвонил, ему открыл мужчина лет тридцати пяти, который во время разговора не переставал поедать чипсы из пакета. Таггард? Да, такая фамилия была у предыдущих владельцев дома. К сожалению, он с ними не познакомился, он знает лишь, что они умерли вскоре друг за другом: старик от рака, а его жена от сердца вроде бы.

– На этой улице за последние годы многие сменились, – добавил он, хрустя чипсами. – Соседи, которые мне рассказывали о Таггардах, тоже умерли. Вот оно как, да?

– Вообще-то говоря, я разыскиваю сына, – сказал Маркус. – Чарльза Таггарда.

Мужчина раздумывал на протяжении трёх чипсов.

– Да. Имя мне знакомо. Но у меня есть только его подпись на договоре купли-продажи, сам я его никогда не встречал. Всё оформлялось через маклера. «Black Bird Property». Отличные ребята. Если вам надо что-то подыскать…

– И когда же это было? – спросил Маркус.

На сей раз тот приостановил процесс хруста, так крепко задумался.

– В 1999 году. В декабре. Я купил дом, и маклер мне рассказал, что хозяева умерли в одно лето.

– И где теперь может быть сын, вы тоже не знаете?

– Нет. К сожалению. Я бы его даже не узнал, – он хохотнул. – Хе-хе, будь то даже вы, я бы и не заметил.

Маркус расстался со своей надеждой.

– О'кей, – сказал он. – Спасибо. И извините за беспокойство.

– Нет проблем, – беспечно ответил мужчина. – Хорошего дня.

Соседи тоже ничего не знали. Большинство и в самом деле жили здесь недавно, лишь одна старушка через три дома, с прямыми, как солома, волосами, ещё помнила молодого Чарльза Таггарда.

– Такой долговязый, всегда слишком худой для своего возраста. И вежливо всегда здоровался, да, помню.

– Где он теперь может быть?

– Этого я не знаю, – сожалела она. – Впрочем, погодите… Вашингтон. Я как-то слышала, что вроде он живёт там.

Маркус поблагодарил, но по лбу себя хлопнул, лишь вернувшись к машине и усевшись за руль. Вашингтон, конечно же! Логичное место жительства для агента ЦРУ, который числится офисным сотрудником какой-то там фирмы.

Нет, он и в самом деле был ещё далеко не в форме.

В городе он нашёл кафе с Интернет-терминалом. К моменту, когда принесли заказанный каппуччино, Маркус уже знал вашингтонский адрес и номер телефона Таггарда. Он наменял побольше четвертаков и зашагал к ближайшей телефонной будке.

После третьего гудка трубку сняли, но никто не ответил.

– Алло? – сказал Маркус.

– Кто говорит, простите? – спросил низкий голос, который уж точно принадлежал не Чарльзу Таггарду.

В воображении Маркуса промелькнула сцена из давнего шпионского фильма, где киллер сидел в квартире своей жертвы. И отвечал по телефону так же странно.

Маркус положил трубку и только после этого отважился снова выдохнуть.

На обратном пути в машине царила надорванная тишина. Только когда они снова выехали на асфальтированную дорогу и проехали по ней уже несколько километров, Доротея смогла спросить:

– Ты думаешь, он прав?

Вернер долго пережёвывал ответ. И потом выдал лишь скупое:

– Я тоже не знаю.

И снова молчание. Впервые Доротея заметила, как, вообще-то, шумно внутри такого джипа. Слышно было, как работает мотор. Сжигает бензин литрами, что вскоре станет недоступной роскошью.

Которой, может, и вообще не будет.

Представить себе невозможно.

И когда? – спросила она у Анштэттера. – Когда это произойдёт?

Скоро, – ответил он.

Что значит скоро? Через десять лет? Через пять? На будущий год?

Он отрицательно покачал головой.

Это уже началось, – сказал он. – Только мир ещё не знает об этом.

– Не знаю, – снова выдавил Вернер, – но мне всё равно это кажется большим преувеличением. Как-то… уж слишком фантастично. Хорошо, даже если это нефтяное поле испустило дух и предстоит нефтяной кризис, – но ведь нефтяные кризисы случались уже не раз. Первый, когда это было? В начале семидесятых. Мне тогда было лет пять или около того. Я помню, как подолгу все стояли в очереди на заправку и как нервничал отец. Наверное, мы были в отпуске, потому что он всё время говорил: «Что, если нам не хватит горючего? Как мы уедем домой?» – Он сухо засмеялся. – И ничего ведь, всё прошло.

– Был запрет на воскресные поездки, – вспомнила Доротея. – У нас дома в холле висело фото, на котором мои родители гуляют по совершенно пустому автобану В14. Мама тогда как раз была беременна Фридером.

– Да, точно. Знаменитый запрет на поездки по воскресеньям. Мы тоже гуляли однажды по трассе. И не мы одни. Мне даже нравилось.

Нахлынули воспоминания.

– Мой отец, – сказала Доротея, – всегда называл В14 наказанием судьбы за то, что Готлиб Даймлер изобрёл четырёхтактный двигатель в Каннштатте. Эта трасса проходила неподалёку от нас, и временами движение было такое, что мы задыхались. – Разговоры за столом часто превращались в доклады отца. Об истории техники. О том, как люди разрушают мир. – Я помню, что отец рассказывал о Берте Бенц: как она совершила первый настоящий автопробег. В 1888 году, из Маннгейма в Пфорцхайм. Я так гордилась, что на это отважилась женщина. Ей приходилось покупать бензин по дороге бутылочками в аптеках. Бензоколонок ещё не было. Бензин использовали только в качестве чистящего средства.