Андреас Эшбах - Выжжено

– Между полутора и тремя процентами в год.

Интервью показывали по телеканалу «Культура», который мало кто смотрел. Тем не менее это высказывание на другой день было напечатано во всех газетах.

Стало отключаться электричество, поскольку многие, ввиду дороговизны котельного топлива, начали использовать электрообогреватели. Строительные рынки бойко торговали ими. Электроснабжающие фирмы рассылали предостерегающие письма с просьбой не перегружать электросети. После того, как эти письма не возымели действия, они решили поменять в домах предохранительные устройства, чтобы ограничить потребление электричества в домашнем хозяйстве. Новость моментально разнеслась по Интернету, и техникам не открывали дверь.

Зато, как только падала температура, на улицах отключалось освещение.

В сельской местности крали дрова из лесов, из складов и сараев, началась настоящая эпидемия. Как выяснилось, воровали не безработные и не те, кто сидел на социальной помощи, – эти-то жили в основном в стандартных квартирах с центральным отоплением, – а добропорядочные граждане среднего достатка, с каминами в собственных домах.

Первого декабря Вернер приехал домой, очевидно встревоженный. Хуже всего было то, что он пытался делать вид, будто ничего не случилось. Это был недобрый знак.

– Столько договоров купли-продажи приостановлено. Начальство заморозило наш проект развития, – сказал он, когда Доротея стала допытываться, что произошло.

– И что тебя на самом деле беспокоит?

Он смотрел в пол, кусал губу, сам того не замечая, разглядывал углы и ящики кухонных шкафов, будто видел их впервые, и в конце концов сказал:

– Они отменили бесплатную заправку. Считается, что из-за злоупотреблений.

– О!

Его прорвало настоящим экзистенциальным страхом.

– Доро, тебе хотя бы ясно, что я каждый день проезжаю сто километров туда и назад? По ценам это примерно тридцать евро – и это только для того, чтобы добраться на работу. В неделю сто пятьдесят. В месяц больше шестисот, на один бензин!

Доротея сглотнула.

– За столько мы снимали нашу старую квартиру.

Другой телевизионный канал, другой профессор, на сей раз математик.

– Люди не понимают, что это значит: ежегодное сокращение нефтедобычи на полтора-три процента, – заявил он и вызвал на экране у себя за спиной диаграмму с двумя стремительно падающими кривыми. – А это будет означать, что через десять лет в нашем распоряжении останется на 30–60 процентов меньше нефти, чем сегодня, а через пятнадцать лет – на 45–90 процентов меньше!

– Девяносто? – переспросил ведущий, изящный молодой человек, который до сих пор сводил в своих передачах людей, тоскующих по любви.

– Девяносто, да, – подтвердил математик. – А через двадцать лет…

– Это значит, нам останется только десять процентов?

Профессор окинул его взором, словно взвешивая, не приговорить ли его к штрафным работам за такую непонятливость.

– Десять процентов, – подтвердил он наконец. – Именно так. Конец нефтяной эры в ясных, голых цифрах.

Ведущий улыбнулся своей юношеской улыбкой, от которой обычно таяли его поклонницы всех возрастов.

– Хорошее выражение, – сказал он. – Жаль, что не моё.

После шока от Рас-Тануры Маркус несколько дней провалялся в горячке на диване в гостиной Таггарда. Он спал, просыпался, пил холодный чай, который ему давали, снова засыпал. «Вы перенапряглись», – сказали ему. «Да, – подумал он, – это правда».

В какие-то моменты он не помнил, кто этот костлявый человек, что наливал ему чаю и клал на лоб холодные компрессы, потом он узнавал в нём Чарльза Таггарда и спрашивал себя, почему этот бывший агент ЦРУ за ним ухаживает.

Всё было так, будто однажды он уже пережил это. Снова постель, в которой он бредил. Снова окно, за которым росло дерево. Оно стояло белое, всё в снегу. Вообще снаружи было всё белым-бело. Белое, лишённое контуров небо.

Снова сон, снова кто-то говорил ему:

– Вот. Примите. – Таблетки. Он принимал их, запивал водой.

Одна из девушек на постерах была узкоглазая, и это вызывало в нём мечты об Эми-Ли, да такие интенсивные, что временами он был уверен, что она где-то здесь. Однажды он обыскал вокруг себя всё с твёрдым чувством, что где-то здесь лежит весточка от неё – письмо или записка! Но ничего не нашёл.

В какой-то момент он очнулся оттого, что Таггард кому-то сказал:

– У меня тоже закончился мазут. Надо переходить на дрова.

– Сейчас я покажу вам, как это сделать, – послышался другой, ворчливый голос. – Вот только инструменты принесу.

Позднее он слышал через открытую дверь, как они возятся с котлом. И тот, другой мужчина спрашивал:

– И что вы собираетесь делать с этим лишним ртом?

В этой фразе прозвучал опасный, злобный тон, и у Маркуса забилось сердце, когда он понял, что тот имел в виду.

– Он мой гость, – ответил Таггард. – И я мечтаю, чтобы он уже начал наконец есть.

Вечером предположительно седьмого дня Маркус поблагодарил Таггарда за кров и уход и пообещал ему, что уедет как только сможет.

– Это будет не так скоро, – сказал Таггард. – У вас ведь почти пустой бак. Горючего не хватит даже в гараж въехать. Придётся нам её толкать. Ещё бы пара миль – и вы бы застряли посреди пустого леса.

Маркус моргал своими горячими, тяжёлыми веками.

– А что, здесь негде заправиться?

Этот человек с запавшими глазами и реденькой бородкой с сожалением покачал головой.

– Похоже, вы уже больше нигде не заправитесь.

На следующее утро Маркус проснулся оттого, что снаружи кто-то рубил дрова. Он сел в постели и посмотрел в окно. Таггард, конечно, хоть с первого взгляда и трудно было узнать его в стёганой куртке и меховой шапке.

Топором он орудовал неумело, однако от каждого удара разлетались поленья, которые он время от времени собирал в плетёный короб, выпуская изо рта белые облачка пара.

Та часть посёлка, которая была видна из окна, тонула в снегу: маленькие деревянные дома в окружении могучих деревьев казались совсем прижатыми к земле. Маркус усомнился, можно ли вообще заметить этот посёлок с воздуха.

Потом он поднял взгляд и посмотрел на горы. То были гиганты, покрытые заснеженными, бесконечными лесами, зрелище стихийной силы. Маркус отчётливо, как никогда, почувствовал себя на другой планете.

– Почему здесь? – спросил он, когда дверь открылась и вошёл Таггард, а вместе с ним ворвались клубы холода. – Почему именно Bare Hands Creek?

Таггард броском повесил шапку на крючок и высвободился из куртки.

– Кажется, вам уже лучше, – утвердительно сказал он.

Верно. Только теперь Маркус осознал, как хорошо он себя чувствовал.

– Похоже на то, – признал он.