Андреас Эшбах - Выжжено

– Я так и думал. Сегодня ночью вы уже дышали по-другому, не так, как раньше. – Таггард шагнул в сапогах к кухонной нише и налил себе кофе из термоса. – Хотите?

– Если есть, – кивнул Маркус.

– Есть. – Таггард достал из шкафа вторую чашку. – Пока, по крайней мере.

Кофе был великолепный, чистейший эликсир жизни. Маркус почувствовал, что может выйти хоть сейчас и вырывать деревья с корнем.

– Bare Hands Creek, – повторил Таггард, усаживаясь в кресло. – Да. Конечно, не случайное название. Деревня была основана, ну, лет сорок назад, людьми, которые решили пережить гибель цивилизации. Когда мне стало ясно, что нам предстоит именно это, я обосновался здесь. К сожалению, всего лишь несколько недель назад. – Он указал вокруг. – Вы же видите, ещё ничего не готово.

Маркус охватил чашку ладонями, согревая их.

– Гибель цивилизации? – осторожно спросил он. – А это не преувеличено… слегка?

– Да, я тоже так думал. Но потом… – Он помолчал. – Нет, я должен вам рассказать историю с самого начала. – Он встал, прошёл в кухню и взял что-то из ящика, овсяное печенье или что-то вроде того. – Хотите тоже? Оно, правда, не совсем свежее, но это, может статься, последний кусочек пирога.

Маркус кивнул.

– Спасибо, хочу.

– Итак, предысторией явилось то, что я после нескольких… скажем так, ударов судьбы снова начал ходить в церковь. Как это часто бывает. Церковь того прихода в Вашингтоне, где я жил, иногда устраивала лекции, и однажды я пришёл на одну такую лекцию – доклад преподобного Смолла, основателя Bare Hands Creek. – Он вернулся, поставил перед ним тарелочку с двумя бледными печеньицами. – И то, что он говорил, я счёл тогда большим преувеличением. Но, приехав вскоре после этого в Саудовскую Аравию, я, так сказать, взглянул на всё другими глазами. Я обратил внимание на вещи, которых без этого доклада не заметил бы. А так я постепенно понял, на каких глиняных ногах стоит наша энергетическая монокультура. Я начал размышлять. Задавать себе вопросы.

Маркус взял одно печенье. Оно было чёрствое, но он всё равно его грыз.

– Вопросы, – повторил он, жуя. – Какие, например?

Таггард снова опустился в кресло и взял свою чашку кофе.

– Видите ли, Маркус, вы знаете, как живут люди в этой стране. Поезжайте в любой городишко. Что вы там найдёте? Главную улицу в несколько домов, обычно с парикмахерской, магазинчиком-закусочной, лавкой «секонд хенд», пиццерией и китайской забегаловкой. И вдоль всей улицы – парковки. Вы увидите, как люди выходят из машин или садятся в машины, но вряд ли увидите человека, который пройдёт пешком больше десяти метров. Дома, в которых живут местные жители, находятся на отшибе, и без машины до них не добраться. В больших городах ещё хуже. Большинство городов внутри почти мёртвые. Население живёт в огромных предместьях из однотипных дешёвых домов, которые распространились по стране как плесень. А теперь подумайте, как всё это должно функционировать, если дешёвой нефти больше нет. В предместье без машины вы пропали; каждому члену семьи необходимо собственное транспортное средство. Многие из этих людей в долгах, без работы или перебиваются на низкооплачиваемой работе, до которой им приходится каждый день добираться за тридцать, пятьдесят, сто миль. Что им делать, если бензин по-настоящему подорожает? И вот ещё о чём подумайте: даже для того, чтобы купить продукты, они должны проехать миль тридцать-пятьдесят. Как это делать, если бензин станет не по карману? Что тогда? Многие попытаются переехать в город – но куда? Старые жилые дома уже обветшали, построить новые – необходимо время и деньги, которых не будет, и, разумеется, горючее для строительных машин, которого тоже не будет, равно как и асфальта, чтобы вымостить улицы, и других строительных материалов, которые производят из нефти. Но даже если бы эти дома и были, кто сможет их себе позволить? Все свои сбережения люди вложили в пригородные дома, будущие доходы уйдут на выплату кредитов – за те же дома, которые станут просто неликвидными, если кончится дешёвый бензин. Дешёвые супермаркеты, до которых им уже не на чем будет доехать, перестанут быть дешёвыми, а то и вообще прекратят существование. Как тогда снабжать население? Где работать тем, кто там до сих пор работал? Как людям отапливать дома зимой, как охлаждать их летом, если электричество подорожает и станет недоступным, а во многих частях страны отключится вообще? Как дети доберутся до школы? Какие профессии будут ещё открыты для них? Уж только не дизайнер СМИ или PR-менеджер. А на что будут жить нынешние дизайнеры СМИ и PR-менеджеры? Начнут кормиться со своего огорода?

Маркус чувствовал себя просто раздавленным потоком слов Таггарда.

– Похоже, ничего другого им не останется, – сказал он, прикидывая, что и его профессия разработчика программных продуктов тоже будет не особенно востребованной.

– Совершенно верно, – сказал Таггард, – но это не так просто, как кажется. Ведь всё нынешнее поколение выросло в уверенности, что молоко берётся из супермаркета. Что эти люди могут знать о том, как бороться с плесенью, мучнистой росой или тлёй? Где, когда и как сеять? Когда и как собирать урожай? Могут ли они защитить свои растения от птиц и диких животных? Да смогут ли они огородить свой участок руками, привычными только к клавиатуре? И где они возьмут для этого материалы, если ближайший строительный рынок находится в сорока милях? Смогут ли они разводить кур, овец или коров? Знают ли они, что делать, когда корове приспеет телиться?

– А можно ли вообще на участке держать такой крупный скот? – спросил Маркус.

– Да и есть ли у этих людей кусок земли? – ответил вопросом на вопрос Таггард. – Что делать тем, кто живёт на какой-нибудь заброшенной фабрике? Или в социальной квартире? Или в подвале?

Маркус огляделся. Диван, смятые простыни, подушка в худой наволочке.

– У меня и этого нет.

– Вы можете остаться здесь, – сказал Таггард и поднялся. – Вам надо сначала выздороветь, а потом найдётся всё.

Вечером Таггард снова ушёл, «на час-другой», как он сказал. Снаружи уже стемнело, а «темно» в этом медвежьем углу означает: хоть глаз выколи. Надо носить с собой фонарь, чтобы не заблудиться.

Некоторое время Маркус сидел, слушая хруст удалявшихся по снегу шагов своего хозяина и вспоминая то, чему только что был свидетелем: как трудно зажечь фонарь, заправленный растительным маслом. И как тускло горела эта коптилка.

Так вот, значит, в каком будущем он проведёт остаток своей жизни?

Он включил телевизор. По всем каналам шипел лишь белый шум. Он проверил, плотно ли вставлен штекер антенны, но тот сидел надёжно и даже с виду был новым. Чёрт. Не то чтобы ему недоставало взвинченных новостей или уж вовсе рекламных блоков, но хоть что-нибудь увидеть было успокоительно.