Юлия Латынина - Только голуби летают бесплатно

– Мужчины иногда бывают болтливыми, – сказала Маша. – Знаешь когда?

Маша недвусмысленно шевельнулась: едва качнула бедрами, но движение ее было удивительно непристойным. Аня представила себе, как такое движение действует на мужчин, и замерла.

– Мои подружки видели тебя в ресторане. Со Стасом. Говорят, вы долго болтали. Но вряд ли Стас сказал тебе, что случилось с Семкой. Знаешь, девушке, с которой сидят в ресторане, говорят гораздо меньше, чем девушке, которую окунули головой в унитаз.

Маша положила ей руки на плечи. У нее были узкие пальцы с удивительно длинными ногтями, покрашенными блестящим белым лаком. Даже вблизи в ее лице не было ни одного изъяна, и как Аня ни вглядывалась, она не могла различить даже тени косметики, которой Маша, несомненно, пользовалась.

– Я знаю, кто убил Семку, – тихо сказала Маша.

– Кто? – голос Ани, помимо ее желания, был такой же тихий и хриплый.

– Я могу это доказать. У меня есть кассета. Когда они пришли к нему с этой кассетой, я сидела наверху и слышала весь разговор. А потом он напился. Я танцевала вокруг этого шеста, а он целился в меня из пистолета. Он кричал, что сначала застрелит меня, а потом себя, но Ромео из него был, по правде сказать, херовый. Не лучше, чем из меня Джульетта. Он выстрелил пару раз и не попал. А потом он нанюхался, ты знаешь, Анечка, что он любил кокс? А потом он наконец вырубился. И тогда я пошла вниз и переписала кассету. И я могу ее тебе одолжить. Для просмотра и пользования. Два миллиона долларов.

– Предыдущий кандидат просил у меня сорок тысяч. Ты в курсе?

– Предыдущий продавал воздух. А я – кассету.

– Я тебе не верю.

– А чем ты рискуешь? Если товар будет некачественный, пожалуйся Стасу, и он свернет мне шею.

– Пятьдесят тысяч. У меня нет двух миллионов. Даже близко.

Маша тихо-тихо засмеялась.

– Я пойду. Я скажу охраннику, что ты меня выгнала, не возражаешь? Позвони мне, когда найдешь два миллиона. Я приеду… за вещами…

Шагнула к кровати, подхватила несколько тряпок и стремительно побежала к двери. Проходя мимо Ани, она повернулась и, почти касаясь губами жестких белых волос, произнесла:

– И на твоем месте я бы была очень, очень осторожна со Стасом. Твой милый папочка хотел его завалить, если ты не в теме.

Аня выскочила за ней вслед, схватив наполовину заполненный чемодан, и что есть силы шваркнула чемодан вниз.

– Убирайся, – завизжала Аня, как кошка, которой наступили на хвост. – Чтобы духа твоего здесь не было! Тварь! Тварь!

Охранник внизу быстро и молча помогал Маше заталкивать вещи в раскрытый чемодан.

Аня захлопнула дверь, упала на кровать и горько-горько зарыдала.

Когда Аня кончила плакать, на часах было уже двадцать минут восьмого.

Она перевернулась на кровати и поглядела вверх. Спальня была с зеркальным потолком и зеркальными стенами. Из телевизора, настроенного на музыкальный канал, лилась задорная музыка, и на экране сменяли друг друга полуголые девочки и шикарные машины.

Белые волосы у нее на голове были как спутанные ростки пшеницы, пророщенные в темном подвале. Угольные корешки волос. Опухшее лицо. Коротенькие ножки в черных брюках и бесформенный свитер.

Аня лежала на куче дорогого тряпья из бутиков. Прозрачные лифчики, колготки в сеточку, ярко-красное платье с кружевами…

Она будет выглядеть в этих кружевах, как корова на льду. Аня закрыла глаза и представила себе снова Машу, стоящую у шеста.

Господи, да если бы она выглядела, как Маша, Стас бы вчера… Он никогда бы не ночевал в соседней комнате…

Певица на экране телевизора была в блестящих серебряных шортах и кофточке до пупа. Ее отец одобрил бы такой наряд.

Аня скинула бесформенные свитер и брюки и, поколебавшись, надела на себя то самое платье, на котором лежала, – ярко-красное, с пышными кружевами на юбке и единственной прозрачной перепялинкой на плече. С кроссовками платье выглядело очень глупо. Аня скинула хлопковые носки и кроссовки и отыскала в шкафу пару туфель на высоких каблуках.

Маша была сантиметров на десять выше ее, и ступня у нее была на два размера больше. Но туфли хотя бы не спадали.

Аня еще порылась в шкафу и отыскала там же пачку нераспечатанных чулок. Чулки оказались черные в сеточку. Вместе с красным кружевным платьем они гляделись странно.

Аня порылась и отыскала другое платье. Черное. У платья была совершенно открытая спина, и спереди на нем не было ничего, кроме двух узких полос ткани, которые прикрывали грудь вместо лифа. Юбка у платья была довольно длинная.

Аня даже не заметила этого, но бессознательно она оделась почти так, как Маша.

В конце концов, она имела право это сделать. Все эти вещи были куплены на деньги ее отца.

Аня не стала брать побрякушки, которые она нашла в комнате Маши. Но в сейфе отца, в отдельном ларчике, была куча женских украшений. Аня вспомнила слова Маши о том, что отец забирал украшения у женщин, если они его обманывали. Странно – но, видимо, он не дарил их следующей девке. Он покупал ей новые, а прежние бросал куда-то в сейф. Наверное, главное тут было не жадность, а желание унизить.

Аня надела на шею ожерелье из двух рядов черного жемчуга и вставила в ушки такие же колечки: черный жемчуг с капелькой бриллианта на конце.

Аня посмотрела в зеркало. В глубине души она готова была признать, что эффект – потрясающий. Плохо было одно. Красное заплаканное лицо со встрепанными волосами и невыщипанными кустиками бровей. Наверное, надо было как-то накраситься. Но Аня никогда в жизни не красилась и в глубине души полагала, что первый опыт вряд ли будет удачным.

Аня взглянула на часы.

До встречи со Стасом оставалось еще около получаса. Она перезвонила.

– Станислав Андреевич? Я задержусь минут на пять.

Офис Стаса находился в гостинице «Хайятт-Аврора», и, собственно, гостиница тоже наполовину принадлежала ему. Другой половиной акций владела известная международная сеть отелей, чье руководство было в страшном восторге от своих русских партнеров, – до той поры, пока в один прекрасный момент в кабинет руководства не постучался представитель «Интерпола».

После этого западные партнеры некоторое время втихую пытались продать свою долю в бизнесе, но у них ничего не вышло, а так как гостиница приносила прибыль, на Западе смирились с печальным положением вещей. Они даже сделали красивый жест, пригласив господина Войнина в Люксембург на переговоры. Жест этот им ничего не стоил, – господин Войнин вежливо отклонил приглашение, ибо шенгенская виза ему не светила.

Ровно в восемь часов пять минут Стас спустился из офиса в ресторан «Авроры», где уже был заказан столик на двоих. Почему-то Стасу не хотелось заставлять Аню ждать.