Стюарт Коэн - Семнадцать каменных ангелов

Через полчаса они достигают границ столицы, того воображаемого круга, который обозначает, что здесь кончается Буэнос-Айрес и начинается Provincia . [69] Предместье (исп.). За этой линией заканчивается юрисдикция федеральной полиции и начинаются полномочия полиции провинциальной, и гражданская власть становится эфемерной и не знает закона. Дома поменьше, не такие претенциозные, квартплата ниже. Шофер некоторое время едет вдоль железной дороги и тормозит у неприметного кирпичного здания с мебельным магазинчиком на первом этаже.

«Вот мы и приехали, – по-прежнему сохраняя таинственный вид, улыбается Пабло. По дороге к кованой железной двери, за которой видна вторая дверь, Пабло не умолкает. – Я занялся этим года полтора назад, и это мое самое прибыльное предприятие. Я его не афиширую по вполне понятным причинам, но уверен, тебе оно покажется занятным. Поэтому и показываю. Это здесь бизнес будущего. Все по последнему слову техники».

Он отпирает вторую дверь, и они поднимаются по лестнице между чистыми белыми стенами. Поднявшись наверх, Пабло вставляет ключ-пластинку в сверкающий нержавейкой замок, и дверь дважды пищит. Он распахивает ее и приглашает Уотербери войти.

Комната имеет в длину метров двадцать, аккуратно выкрашена и сверкает чистотой. Окна занавешены темной тканью. Половину комнаты занимают стеллажи с компьютерами и пучками проводов. В центре комнаты у консоли с компьютерами сидит человек лет двадцати с термосом и калебасой. Перед ним – раскрытая книга.

«Как дела, chico? Все отлично?»

«Нормально, сеньор».

Уотербери оглядывает сверкающую белизной комнату и чистый натертый пол этого нечистого места. Пабло жестом приглашает его подойти к мониторам: «Не хвастаясь, скажу, что у нас один из немногих в Аргентине веб-сайт, который делает настоящие деньги».

Уотербери подходит к мониторам и, посмотрев на первый экран, на миг растерянно отводит взгляд, потом снова смотрит на него. Два голых мужчины расположились один у головы, другой в ногах голой женщины. На другом экране ему бросаются в глаза слова «Горячий секс!» и «Аргентинские девочки разогреют до каления!». Под надписью женщина в кожаных ковбойских штанах и плоской широкополой шляпе, что носят гаучо, наклоняется к зрителям с седла.

«Большую часть материала мы получаем из Лос-Анджелеса, но наша главная приманка – аргентинские девочки. Мы делаем тематические снимки, как эта вот гаучо. Или с мате в руках. Это наша рыночная ниша».

«Сколько ты платишь им?» – спрашивает Уотербери, глядя на призывную улыбку женщины в кожаных штанах.

Бизнесмен задумался, склонив голову набок: «Пятьсот песо за сеанс. Иногда больше. Иногда меньше. Я в это не вмешиваюсь. Для этого есть фотограф и другие. Девочки по большей части проститутки. Для них это легкая работа за большие деньги, им столько не заработать на панели».

Он велел технику показать, сколько посещений набегает за час. «Тут показано соотношение посещений в час и оптовых продаж. Нам остается только наращивать трафик, и деньги нарастают адекватно. В данный момент мы продаем только подписку и плату за отдельные сюжеты, а в следующем месяце собираемся расширить поставку материальных носителей: видеокассет, журналов, сексуальных аксессуаров. Вон там будет склад. И отдел доставки. Мы также ведем переговоры о стратегическом партнерстве с компанией в Лос-Анджелесе, чтобы расшириться до масштабов всего латиноамериканского рынка. С ума сойти, верно?»

Спускаясь по лестнице, Пабло продолжал свой рассказ: «Триста тысяч песо в месяц, и прирост каждый месяц. Ну не конфетка ли. Скромные капиталовложения, низкие накладные расходы. Я финансировал это через Мировой банк! – Он хохотнул и похлопал Уотербери по плечу. – Вот это бизнес, мой друг! Неужели ты шокирован? Я думал, тебе это покажется занятным».

Они снова в защищенной капсуле затемненного стекла, едут в сторону центра. Они идут в ресторан в районе Ла-Реколета, очень новый, очень модный, называется «Белая роза». Место, где знаменитые музыканты и артисты смешиваются с благословенными богачами нашей столицы. Им владеет Елена де Шютт с двумя другими партнерами. Возможно, вы встречали ее имя в журналах: это та самая Елена де Шютт, про которую говорят, что она любовница Карло Пелегрини. После всех этих скандалов с беднягой сеньором Пелегрини я уверен, что это не могло не сказаться на ее бизнесе. То есть я хочу сказать, доход у нее увеличился.

Но давайте вернемся к Уотербери, который переступает блистающий огнями порог с неприятным чувством беспокойства – а не придется ли ему оплачивать счет? Ресторан для него и его семьи давно не по карману, и его тревожит, что за ужин придется заплатить, судя по орхидее на каждом столе, никак не меньше трехсот песо. Может быть, он выдал себя, потому что Пабло тронул его спину и сказал: «Роберт, я тебя приглашаю. Это особенный вечер. Мы отмечаем, что живы и невредимы, что каждый нашел свою дорогу и что мы вместе».

Тепло и ласка, прозвучавшие в словах Пабло, немного смутили Уотербери, и он никак не может сообразить, как на него смотрит Пабло. В течение двух лет они были друзьями и коллегами и после этого лениво обменивались письмами еще шесть. Но им никогда не приходилось вместе переживать смертельную опасность, они не сидели вместе в тюрьме и даже не совершали вместе длительных путешествий. Скорее всего в глазах Пабло он успешный писатель, человек, бросивший банк и преуспевший в своем новом деле и, таким образом, стоящий вне обычных мерок материального успеха. И все-таки он не сомневался в искренности Пабло. Он знает, мы, портеньос, люди сентиментальные и для нас долг дружбы – привилегия, а не бремя.

«Белая роза» – это старый каретный сарай, от которого остались лишь кирпичные стены, к которым добавили сплошные стеклянные панели. Вдоль одной из стен зала по камням журчит водопад, вода течет через весь ресторан в пруд, который расположен на противоположном конце помещения, где стену убрали. Повсюду на фоне необработанного камня сверкает хрусталь в орнаменте красивых молодых официанток в шелках, которые, светясь доброжелательством, просто стоят вокруг.

Уотербери видит их, и на ум ему приходит: «Красивые девушки светятся, как жаркие лампы». Он слышит шум каскада, журчащего через зал, и произносит про себя: «Вода плескалась о скалы». Он снова работает, он принимается за предприятие, которое, как он надеется, спасет его. От этих мыслей и от присутствия друга он начинает надуваться. Лучшие его книги еще впереди. Да. Когда будут сочинять текст на обложку, это будет подаваться как время его взлетов и падений, как тот отчаянный период жизни, через который так много великих писателей прошло на пути к бессмертию. И он может использовать этот ресторан с его элегантными принцессами и лебедями и даже как-нибудь использовать Пабло. У него такое чувство, будто он не книгу сочиняет, а свою собственную жизнь, словно усилием собственной воли воссоздает эту элегантную обстановку и свое собственное присутствие в ней.