Карл Хайасен - Клинический случай

– Джек?

Это мой редактор – Эмма Невозможная.

– Что ты сделала с волосами? – интересуюсь я.

– Ничего.

– Да я же вижу.

– Джек, мне нужно знать, о чем ты пишешь, для планерки.

– Короче, – говорю я. Эмма ненавидит, когда я делаю вид, что флиртую. – Твои волосы явно стали короче.

Эмма краснеет, но дальше хмурого взгляда дело не заходит.

– Я подровняла челку. Так что у тебя?

– Пока ничего, – вру я.

Эмма придвигается ближе – хочет подглядеть, что там у меня на экране. Она подозревает, что я гуляю по порносайтам, а за это ведь вполне и уволить можно. Эмма никогда никого не выгоняла, но ради меня с удовольствием сломает целку. Она не первый младший редактор, который хочет на мне попрактиковаться.

Эмма молода и обладает всесокрушающим стремлением подняться по редакционной служебной лестнице. Она мечтает о кабинете с окном, о высокой должности и о преимущественном праве на покупку акций.

Бедняжка! Я пытался подтолкнуть ее к профессии, более для нее подходящей – продавщица обуви, например, – но она и слышать не желает.

Вытянув лебединую шею, Эмма говорит:

– Рабби Левин умер вчера в-Восточном округе.

– А в понедельник умер рабби Кляйн, – напоминаю я. – Не больше одного мертвого религиозного деятеля в неделю, Эмма. Это оговорено в моем контракте.

– Значит, потрудись найти что-нибудь получше, Джек.

– Я именно этим и занимаюсь.

– Кто такой Джеймс Стомарти? – спрашивает она, бросив взгляд на мой монитор. Нефритовые глаза делают Эмму похожей на экзотического сокола.

Я говорю:

– А ты не знаешь? Был такой музыкант.

– Наш, местный?

– У него был дом в Силвер-Бич, – отвечаю я, – и еще один – на Багамах.

– Никогда о нем не слышала, – констатирует Эмма.

– Ты слишком молода.

Эмма смотрит на меня скептически: польстить не удалось.

– Читателей скорее заинтересует рабби Левин.

– Тогда спихни его в Городские Новости, – предлагаю я.

Эмму эта идея, конечно, не впечатлила. Она на ножах с редактором этого раздела.

– Сегодня воскресенье, – напоминаю я, – по выходным в мире ничего не происходит. Пусть «Городские новости» проводят досточтимого раввина в последний путь.

– Этот твой музыкант – сколько ему было?

– Тридцать девять.

– Надо же!

Похоже, она заглотнула наживку.

– А как он умер? – равнодушно спрашивает она.

– Понятия не имею.

– Наверняка от наркотиков, – предполагает она. – Или самоубийство. А ты ведь знаешь правила, Джек.

В газетах не принято писать о самоубийствах – считается, что это может спровоцировать других депрессивных граждан с неустойчивой психикой и они тут же кинутся сводить счеты с жизнью. А в наше время газеты не могут позволить себе терять подписчиков.

Но даже из этого древнего журналистского правила есть свое исключение.

– Он был знаменит, Эмма. Так что к черту правила.

– Да уж, знаменит! Я, например, никогда о нем не слышала.

И снова она заставляет меня оскорблять ее.

– А про Сильвию Плат [7]ты слышала?

– Естественно.

– А знаешь, почему ты про нее слышала, Эмма? Потому что она засунула голову в духовку. И этим прославилась.

– Джек, это не смешно.

– А в остальном она была просто еще одной талантливой, но невразумительной и непризнанной поэтессой, – продолжаю я. – Слава придает блеск смерти, но и смерть придает блеск славе. Факт.

Эмма беззвучно открывает и закрывает рот. Ей безумно хочется послать меня ко всем чертям, но она сдерживается, потому что это будет серьезным нарушением корпоративной этики и подпортит личное дело в остальном безупречной и перспективной сотрудницы. Я ей сочувствую. Честное слово.

– Эмма, дай мне время выяснить кой-какие детали о Стомарти.

– Выясняй, – резко отвечает она. – Но я все равно придержу двенадцать дюймов для рабби Левина.

Объявление о смерти – это совсем не то что некролог. Объявление о смерти считается рекламой, его сочиняют и оплачивают родственники покойного, а затем похоронное бюро рассылает в газеты – это входит в пакет предоставляемых услуг. Объявления о смерти обычно печатают шрифтом «агат», [8]но они могут быть сколь угодно пространными и витиеватыми – газеты только рады продать рекламное место. Объявление о смерти Джимми Стомы отличалось краткостью. И отсутствием подробностей.

СТОМАРТИ, Джеймс Брэдли, 39 лет, скончался в четверг на Берри-Айлендс. Джим проживал в Силвер-Бич с 1993 года, был успешным бизнесменом, добрым прихожанином и активным участником местной общественной жизни. Он любил играть в гольф, ходить под парусом и плавать с аквалангом. Он собрал несколько тысяч долларов на восстановление коралловых рифов у Флорида-Киз и Багамских островов. Добрый друг, преданный брат и любимый супруг, он оставил безутешными жену, Синтию Джейн, и сестру, Дженет Стомарти Траш из Беккервилля. Панихида состоится во вторник утром в церкви Св. Стефана, затем последует краткая церемония на борту корабля около маяка Рипли – именно там, согласно воле Джима, будет развеян его прах. Родственники просят скорбящих воздержаться от покупки венков и сделать пожертвования в Фонд Кусто в память о Джиме.

Странно. Ни слова о «Блудливых Юнцах», ни слова о шести миллионах проданных дисков, ни слова о наградах «Эм-ти-ви» за лучшие видеоклипы, ни слова о «Грэмми». В списке его увлечений музыка даже не упомянута.

Возможно, этого хотел сам Джимми Стома; возможно, он старался забыть о своей разгульной молодости, и ничто, даже его смерть, не должно было воскресить прошлого.

Извини, приятель. Обещаю – больно не будет.

В телефонной книге округа нет ни «Джеймса», ни «Дж. Стомарти», но я нашел Дженет Траш из Беккервилля. Она сняла трубку после третьего гудка. Я представился и объяснил, в чем дело.

– Вы сестра Джимми?

– Да. Послушайте, не могли бы вы перезвонить через пару дней?

Итак, я ступаю на скользкую почву и начинаю объяснять – весьма деликатно, – что когда речь идет о некрологах, их или печатают сейчас, или не печатают никогда. Через каких-то сорок восемь часов никто в редакции не даст и хвоста дохлой крысы за вашего не менее дохлого брата.

И ничего личного. Таков уж мир новостей.

– Статья выйдет завтра, – говорю я сестрице. – Мне очень неудобно вас беспокоить, и вы совершенно правы, я мог бы взять информацию из архива, но…

Я даю ей время, чтобы она осознала весь ужас подобной идеи. Никто не заслуживает некролога из обрывков старых газетных заметок.

– Я хотел бы побеседовать с теми, кто был ему особенно близок, – напираю я. – Его смерть станет настоящим ударом для многих людей по всей стране. У вашего брата было много поклонников…

– Поклонников? – Дженет Траш меня проверяет.