Кит Маккарти - Мир, полный слез

Все рассмеялись, но этот смех был не более чем попыткой прикрыть кровоточащую рану.

– Ты совсем не изменилась, – заметила Елена. И Айзенменгер задумался, отражает ли искренность ее тона искренность чувств.

– И ты! Ты тоже совсем не изменилась!

Повторы и восклицания. Именно эти многосложные слова бродили в сознании Айзенменгера, пока величественный взор старухи не обратился на него и она, еще больше нахмурившись, не осведомилась:

– А это кто, Тристан? Я знаю этого человека?

Это была не леди Брэкнелл, но добросовестная, если не бессознательная, попытка походить на нее.

– Это Джон. Джон Айзенменгер, – ответила Елена, – он… он со мной. – Ее колебание и опущенные глаза напомнили ему об их отношениях то, что он успел позабыть. К счастью, Элеонору Хикман это мало интересовало.

– Ах вот как, – громко произнесла она. – Тогда подойдите ближе и дайте мне как следует рассмотреть вас.

Он протянул руку и сделал шаг ей навстречу. Она внимательно осмотрела его лицо, затем руку и вновь перевела взгляд на лицо, словно подозревая, что они могут оказаться не связанными друг с другом. Когда она наконец соблаговолила протянуть ему руку, он ощутил под пергаментом кожи ноздреватую структуру ее костей, хотя ее пожатие вряд ли можно было назвать нежным. И он посочувствовал бокалу с шерри, который она сжимала левой рукой.

– Рад с вами познакомиться, миссис Хикман.

Она улыбнулась и кивнула, и Айзенменгер понял, что эти бессмысленные формальности доставляют ей удовольствие.

– Взаимно, мистер?..

– Айзенменгер.

Она попробовала повторить услышанное про себя, и ей явно не удалось этого сделать.

– Какая странная фамилия, мистер Айзенменгер. Откуда вы ее взяли?

– Мама, – предостерегающе промолвил Тристан.

– Мне ее дали, и я учтиво не стал от нее отказываться, – улыбнулся Айзенменгер.

На мгновение ему показалось, что он зашел слишком далеко и старуха сочтет его излишне фамильярным, однако она рассмеялась и воскликнула:

– Вы мне нравитесь, мистер Айзенменгер!

Все рассмеялись, радуясь тому, что напряжение спало.

– Мама, его зовут Джон. И ты можешь обращаться к нему по имени. Шампанского? – спросил Тристан, поворачиваясь к Елене и Айзенменгеру.

– Да, пожалуйста, – кивнула Елена.

Айзенменгер тоже выразил жестом свое согласие. Тристан развернулся и направился к ведерку со льдом, стоявшему на одном из мраморных столиков у окна. Елена и Айзенменгер двинулись за ним, и Тристан принялся разливать шампанское по высоким хрустальным бокалам, выполненным в том же стиле, что и широкий бокал Элеоноры.

– Думаю, нам нужно отметить приезд Елены.

– Спасибо.

И снова Айзенменгер различил в голосе Елены нотки волнения и счастья.

Когда они вновь обернулись, в столовую с возбужденным видом вошла Тереза. На ней был черный атласный брючный костюм, на шее красовался алый шелковый платок.

– Малькольм опоздает, – довольно резко заявила она и чуть ли не вырвала из рук мужа протянутый ей бокал шампанского, чудом не расплескав его содержимое.

– Какие-то проблемы? – осведомился Тристан. В отличие от жены он говорил совершенно естественным и почти легкомысленным тоном.

– По-моему, у нас всегда проблемы. Просто какая-то катастрофа. – Тереза сделала большой глоток, но даже чары шампанского не смогли ее успокоить, словно пенящаяся жидкость вовсе не достигла ее желудка.

– Управление имением требует круглосуточного внимания, – пояснил Тристан, обращаясь к гостям. – Даже не представляю, как Малькольму удается со всем справляться столь долгое время. Он просто послан нам Богом.

Айзенменгер не мог не заметить, как фыркнула Тереза, услышав эту хвалебную речь.

– Я что, буду весь вечер сидеть здесь одна? – окликнула их Элеонора из своего кресла.

– Конечно же нет, мама, – поспешно ответил Тристан. – Тогда, может, сядем? – обращаясь к гостям, добавил он.

Они двинулись к обеденному столу, и Айзенменгер краем глаза заметил, как Тереза, подливая себе шампанского, переглянулась с мужем и тот бросил на нее странный угрожающий взгляд.

Когда наконец все уселись – Айзенменгер с Еленой на диване, Тристан рядом с матерью, а Тереза в кресле рядом с Еленой, – Тристан осведомился:

– Как ты себя чувствуешь, Елена? Надеюсь, все в порядке?

– Да, абсолютно, – откликнулась Елена, хотя с точки зрения Айзенменгера в порядке было далеко не все.

– Кто тебя оперировал?

– Мистер Дюпон.

– В клинике Святого Бенджамина? – нахмурился Тристан.

– Да.

– Насколько мне известно, он хороший врач, – кивнул Тристан. И все же в его тоне прозвучала какая-то двусмысленность: то ли он не был уверен в своих словах, то ли намеренно говорил неправду. – Он сделал биопсию лимфоузлов? – продолжил Тристан.

На лице Елены появилось растерянное выражение, поэтому отвечать пришлось Айзенменгеру:

– Кажется, да.

– Говорят, фантастическая методика. Я, конечно, специализируюсь в другой области, но слежу за всеми последними достижениями в медицине.

– Да, Елена сказала мне, что вы занимаетесь пластической хирургией.

Для того чтобы встать на защиту выбранной им специальности, Тристану потребовалось еще шампанское.

– Да. Но это не означает, что все представители этой профессии – алчные кровососы. Мне больше всего нравятся восстановительные операции. После удаления онкологических опухолей и тому подобного.

Эта тирада выглядела абсолютно лишней, поскольку ни Елена, ни Айзенменгер не высказали ни единого возражения, хотя Айзенменгер и заметил, что Тристан не отрицал проведения частных косметических операций.

– О чем это вы там говорите? – раздался скрипучий недовольный голос Элеоноры.

– Бедняжке Елене удалили опухоль из груди, – наклонясь к ней, пояснил Тристан.

– Правда? – уставившись на Елену, громким голосом осведомилась Элеонора. – Правда? – повторила она уже тише и с большим сочувствием. – Бедняжка. Как это ужасно. Это… это…

Она пыталась избежать страшного слова на букву «р», и ее страх начал передаваться окружающим со скоростью чесотки. Лишь Тереза осмелилась заполнить неловкую паузу:

– Ты должна была сообщить нам об этом раньше, Елена.

Это было сказано с такой нежностью, которая смягчала упрекающий смысл слов.

– Ну… – Елена улыбнулась и опустила голову.

– Рак – это ужасно, – промолвила Элеонора. – Твой дядя Руфус умер от рака мозга, – добавила она, поворачиваясь к сыну.

– Дядя Руфус просто спятил, мама, – отрезала дочь, не дав сказать своему мужу ни слова. – Он решил, что он – капитан Блай, [8] Подразумевается лейтенант Уильям Блай (1754–1817), капитан печально известного британского трехмачтового корабля «Баунти», 28 апреля 1789 г., по возвращении с о. Таити на Ямайку низложенный командой во главе с помощником капитана Флетчером Кристианом (1764–1793) и высаженный вместе с сохранившими ему верность членами экипажа на семиметровый баркас, который спустя полтора месяца достиг о. Тимор в южной части Малайского архипелага а его сосед – Флетчер Кристиан, вознамерившийся его погубить. А опухоль мозга была у дяди Энгуса.