Дин Кунц - Странный Томас

Я повернулся к Виоле, которая по-прежнему сидела на краешке кресла. Ее глаза, и всегда-то большие, теперь стали совиными, а коричневое лицо приобрело серый оттенок.

— Завтра у тебя выходной?

Она кивнула.

Ее сестра могла сидеть с детьми, вот Виола и работала шесть дней в неделю.

— Какие у тебя планы? — спросила Сторми. — Что ты собиралась завтра делать?

— Утром хотела поработать дома. Тут всегда найдутся дела. Вторую половину дня… думала посвятить девочкам.

— Николине и Леванне? — уточнил я. Так звали ее дочерей.

— В субботу у Леванны день рождения. Ей исполнится семь. Но в «Гриле» в субботу много посетителей. Хорошие чаевые. Не могу не выйти на работу. Вот мы и собирались отпраздновать ее день рождения раньше.

— Как отпраздновать?

— Посмотреть новый фильм, который так нравится детям, с собакой. Хотели пойти на четырехчасовой сеанс.

Прежде чем Сторми заговорила, я знал, о чем пойдет речь.

— Может, упомянутая тобой толпа — зрители, собравшиеся в прохладном зале кинотеатра, а не на игре Малой лиги.

— Что вы собирались делать после кино? — спросил я Виолу.

— Терри сказала, приводи детей в «Гриль», пообедаете за счет заведения.

В «Гриле» бывает шумно, когда все столики заняты, но я сомневался, что разговоры посетителей нашего маленького ресторанчика можно принять за рев толпы. В снах, правда, все искажается, даже звуки.

Стоя спиной к открытому окну, я вдруг почувствовал себя таким уязвимым, что внутри у меня все похолодело.

Вновь выглянул во двор. Ничего там не изменилось.

Ветви перечных деревьев недвижно висели в застывшем, пропитанном ароматом жасмина ночном воздухе. Тени и кусты отличались оттенками черного, но, насколько я мог видеть, не укрывали Робертсона или кого-то еще.

Тем не менее я сдвинулся от окна к стене, прежде чем вновь повернуться к Виоле.

— Я думаю, ты должна изменить завтрашние планы.

Спасая Виолу от ее судьбы, я, возможно, приговаривал кого-то к ужасной смерти на ее месте, точно так же, как и в случае с блондинкой-барменшей боулинг-центра, предупреди я ее о грозящей опасности. Разница заключалась лишь в том, что блондинку я увидел впервые… а Виола была подругой.

В свою защиту я мог привести и еще один аргумент: спасая Виолу, я спасал и ее дочерей. Три жизни, не одну.

— Есть ли надежда… — Виола коснулась своего лица трясущейся рукой, прошлась пальцами по челюсти, щеке, лбу, словно хотела убедиться — лицо осталось прежним, не трансформировалось в маску смерти, — …есть ли надежда, что этого можно избежать?

— Судьба — не прямая дорога. — Я все-таки стал для нее оракулом, хотя днем старался от этого уйти. — В ней много развилок, разные пути ведут к разным концам. И мы вправе выбирать свою тропу.

— Сделай, как говорит Одди, — посоветовала Сторми, — и все у тебя будет в порядке.

— Это не так-то легко, — быстро добавил я. — Ты можешь перейти на другую дорогу, но иногда она выводит тебя к той же самой упрямой судьбе.

Виола взирала на меня с уважением, даже с благоговейным трепетом.

— Я всегда знала, что тебе обо всем этом известно, Одд, о том, что находится по Ту сторону.

Смутившись от ее неприкрытого восхищения, я перешел к другому открытому окну. «Мустанг» Терри стоял под уличным фонарем перед домом. Вокруг царили тишь да гладь. Я мог ни о чем не волноваться. Ни о чем и обо всем.

По пути от боулинг-центра к дому Виолы мы приняли меры, чтобы избежать слежки. Но я тревожился, потому что появления Робертсона около дома Маленького Оззи и на церковном кладбище застали меня врасплох. Я не мог допустить третьего его сюрприза.

— Виола, — я опять повернулся к ней, — изменить планы на завтрашний день недостаточно. Тебе также придется постоянно быть настороже, обращать внимание на все, что кажется… странным.

— Я и так вздрагиваю при каждом звуке.

— Это плохо. Вздрагивать и быть настороже далеко не одно и то же.

Она кивнула:

— Ты прав.

— Тебе нужно сохранять спокойствие.

— Я постараюсь. Сделаю все, что смогу.

— Ты должна быть спокойной и наблюдательной, готовой быстро среагировать на любую угрозу, но достаточно спокойной, чтобы заметить ее приближение.

Она замерла на краешке кресла, и чувствовалось, что может спрыгнуть с него, как испуганный кузнечик.

— Утром мы принесем тебе фотографию человека, которого нужно опасаться больше всего. — Сторми посмотрела на меня. — Ты сможешь достать его фотографию, Одди?

Я кивнул. Знал, что чиф даст мне увеличенную компьютерную распечатку фотографии Робертсона с водительского удостоверения, выданного ему ДТС.

— Какого человека? — спросила Виола.

Как можно подробнее я описал ей Человека-гриба, который побывал в «Гриле», когда там работала первая смена, до прихода Виолы.

— Если увидишь его, держись от него подальше. Потому что где он, там и беда. Но, думаю, сегодня ничего не случится. Тем более здесь. Судя по всему, он попытается попасть на первые полосы газет, совершив что-то в публичном месте, где будет много людей…

— Завтра в кино не ходите, — вставила Сторми.

— Не пойдем, — кивнула Виола.

— И на обед в «Гриль» тоже.

Хотя я не понимал, какой смысл в том, чтобы взглянуть на Николину и Леванну, мне вдруг стало совершенно ясно, что я не могу покинуть маленький домик, не убедившись, что с ними все в порядке.

— Виола, можно мне взглянуть на детей?

— Сейчас? Они спят.

— Я их не разбужу. Но это… важно.

Она поднялась с кресла и повела нас в комнату, которую делили сестры: две лампы, два столика, две кровати, два маленьких ангелочка, спавших в легких пижамах под простынями, без одеяла.

Горела одна лампа с минимальной яркостью. Абажур цвета абрикоса мягко светился, едва разгоняя сумрак.

Понятное дело, в такую жаркую ночь оба окна были открыты. Маленький, невесомый белый мотылек трепыхался у противомоскитной сетки с отчаянием потерянной души, бьющейся о ворота рая.

Каждый оконный проем перегораживали стальные прутья (специальный рычаг, складывающий решетку в случае чрезвычайных обстоятельств, скажем, пожара, находился под подоконником, и добраться до него снаружи не представлялось возможным), оберегавшие девочек от таких, как Харло Ландерсон.

Противомоскитные сетки и решетки могли противостоять мотылькам и маньякам, но не бодэчам. В комнате девочек их было пятеро.

По две мрачные тени стояли у каждой кроватки, гости из преисподней или другого, не менее страшного места, путешественники, проникшие в этот мир через черную комнату.

Они наклонились над девочками и, похоже, внимательно их изучали. Их руки, если это были руки, скользили в нескольких дюймах над простынями, вроде бы медленно исследуя контуры детских тел.