Михаил Зайцев - Час ворона

– Антон, выйди, – велела Любовь Игнатьевна, продолжая смотреть на мерцающий экран.

Прежде чем выйти, Антон нагнулся и прошептал мне в ухо:

– Оглянись, Лунев. Я оглянулся. Двустворчатая дверь за спиной имела два прозрачных оконца.

– Буду следить за тобой, стоя за дверью, – предупредил Антон. – Китаец тоже будет на стреме, там же. Рискнешь встать со стула – пристрелю, если раньше желтокожий тебя не разорвет. Ясно?

Не дожидаясь ответа, Антон и его ручной тигр вышли из комнаты. Мы остались вдвоем. Я и Любовь Игнатьевна. Сидим, каждый на своем месте, молчим. Она играет «в компьютер». Я привожу в порядок мысли и эмоции.

Итак, я последний, оставшийся в живых из пятерки москвичей, некогда посетивших далекий северный город в качестве специалистов по звериным стилям гунфу. Я здорово изменился за минувшие сутки. Да что там сутки! За последние часы, минуты, секунды... Помню, как-то Ван попросил всех своих учеников сформулировать одной фразой, чему каждый из нас больше всего хочет научиться. Я неделю думал, потом выдал: «Ван, научи меня НИЧЕГО не бояться». Наставник усмехнулся и ответил: «Чтобы НИЧЕГО не бояться, нужно пережить ВСЕ страхи». Опыт – единственный учитель выживания. Недаром герои боевиков, как правило, – бывшие «афганцы» у нас и ветераны вьетнамской агрессии у них. Только пройдя через все испытания, пережив отчаяние, злобу, беспомощность, неудачу и смерть, начинаешь уважать и одновременно презирать старуху с косой. Опыта за минувшие сутки я накопил достаточно, чтобы научиться жить одним текущим мгновением.

Я сижу в удобном, мягком полукресле, недалече забавляется с компьютером симпатичная женщина. Может быть, пока не поздно, попытаться ее достать? Сломать подлокотник, освободить прикованную к креслу руку, перепрыгнуть банкетный столик и перекусить даме шею. Или глаза выдавить, как получится... Основную сволочь достать не вышло, так хоть жену его подранить, пока Антошка не выстрелил в затылок... Нет, черт побери! Ни фига не получится? Антон пальнет, едва я дернусь. Да и про Тигра нельзя забывать... А ежели не получается предпринять по-настоящему радикальные действия, так нечего по этому поводу и психовать. Вообще ни к чему психовать. Истерить, плеваться, обзывать супругу палача грязными словами. Это бесполезно, и, быть может, как раз сумасшедшее поведение доставит палачу особый кайф. Почем я знаю, вдруг муженек Любовь Игнатьевны наблюдает сейчас из соседней комнаты через дырочку в стене и настроился покайфовать, наслаждаясь зрелищем моей истерики ? Фигушки! Никакого кайфа с моей помощью он больше не словит, хватит!

Пауза затягивалась, и я первым нарушил молчание:

– Вы разрешите угоститься кокой, Любовь Игнатьевна?

– Угощайтесь, Станислав Сергеич. – Она мимолетно взглянула в мою сторону и снова перевела взгляд на экран компьютера.

– Спасибо. – Левой, свободной рукой я взял с банкетного столика баночку кока-колы, зубами сорвал «чеку» и с удовольствием смочил горло шипучей жидкостью.

– Вам спасибо, Станислав Сергеич.

– Это за что же? – Я нашел в себе силы улыбнуться. Попытался перехватить ее взгляд, но Любовь Игнатьевна по-прежнему глядела на разноцветную картинку компьютерной игры.

– Вы знаете, за что.

– Честное слово, не знаю. – Я удержал улыбку на лице, хотя это было и не легко. Я помнил, как отстраненно улыбнулась Любовь Игнатьевна во время вчерашней вступительной экзекуции, когда погиб Сергей Контимиров, и горячей симпатии к хозяйке будуара не испытывал.

– За то, что не стали меня оскорблять, кричать и угрожать.

Ох, блин! Умна Любовь Игнатьевна. Очень сообразительная бабенка. Чрезмерно.

– А какой смысл орать, горло драть? Все, что я могу высказать, вы и сами прекрасно представляете, и это вам вряд ли интересно. Думаю, вы меня позвали не ради того, чтобы выслушать, какие виртуозные оскорбления способны родиться в седой голове подопытного кролика, обреченного вскоре превратиться в гниющий кусок мяса.

– Ну, и зачем же, по-вашему, вы здесь, рядом со мной... Вот досада! – Любовь Игнатьевна стукнула кулачком по клавиатуре компьютера. – Опять проиграла!

– Во что вы играете, Любовь Игнатьевна? – Сразу отвечать на ее риторические вопросы не хотелось. Пусть уж лучше она мне отвечает, а я отдохну.

– Зовите меня Любой, ладно?

– Тогда и вы зовите меня Стасом... В принципе, полагается на брудершафт выпить по такому поводу.

– Наглеете, Стасик! – Она развернулась на пуфике, смерила меня хитрым, надменным взглядом.

– Ничуть, просто размечтался пропустить рюмочку на халяву... Так во что вы играете?

– Играла, да проиграла. Забавная игрушка. Нужно переиграть двадцатый век.

– Как это «переиграть»?

– Очень просто. В сто ходов. По одному ходу в год. Начиная с тысяча девятисотого и по девяносто девятый включительно. В каждый год минувшего века в мире происходили определенные события, их можно изменить или оставить все как было. Я, к примеру, согласилась с Октябрьской революцией в России, отменила приход к власти Гитлера, изобретение транзистора, ну, и еще по мелочи кое-что поменяла.

– И чего сталось с миром к первому января двух– тысячного года в вашей версии двадцатого века?

– В моем варианте переписывания истории на земном шаре к началу следующего столетия осталось три государства – Россия, Куба и Монголия.

– А надо?

– А надо, чтоб осталась одна Сверхдержава.

– Люба, а вот интересно, можно ли в этой игрушке отменить приезд пяти москвичей-халтурщиков в маленький северный город... Наверное, можно, если отменить перестройку, затормозить ускорение и заткнуть гласность.

– И тогда Станислав Лунев стал бы большим, серьезным режиссером, да? – подхватила Любовь Игнатьевна.

– Не факт. Однако Стасу Луневу точно не пришлось бы клепать копеечную рекламу и шлепать хреновые видеоклипы.

– Ваш клип на песенку про Монику Левински смонтирован вполне прилично. И песенка ничего, смешная. Как там поется? Напомните, пожалуйста.

– «Жизнь моя меня мотала, гнула, била, ну а я взяла и полюбила Билла. Он такой хороший, он такой богатый, жалко только, что мужчина он женатый...» – продекламировал я куплет из шлягера, на который сделал недавно клип, и перешел на прозу: – В каких условиях происходили съемки и за какие деньги – история особая. Рассказать?

– Нет, не стоит.

– Как? Неужели вы распорядились притащить меня сюда не ради того, чтобы лично пообщаться с настоящим, всамделишным клипмейкером? Я думал, что интересен вам как кинодеятель, тусовщик, экзотический богемный человек. Надоели вам бандиты-бизнесмены, захотелось, образно говоря, «потрогать руками» живого пока художника, послушать сплетни про артистов, приобщиться, так сказать, к культурке-мультурке.