Кит МакКарти - Окончательный диагноз

— Отпустить? — переспросил он с жалобной интонацией.

— Именно так. — Колл был отлично знаком с театральными выходками Гомера и поэтому тут же принял привычную непримиримую позу.

— Но ведь это он убил. — Однако это категоричное заявление прозвучало как-то жалко и неубедительно.

Колл нахмурился, и Райт, сидевший в углу и мечтавший о том, чтобы слиться с окружающей средой, отметил, какое у того может быть неприятное лицо. Суперинтендант явно напоминал горгулью.

— Не будьте болваном, Гомер, — устало произнес Колл. — Какая разница — убил он или не убил. У вас нет улик. Ваша свидетельница его не опознала — более того, в присутствии адвоката она заявила, что это был не он, — у вас нет данных судмедэкспертизы, которые позволили бы связать его с преступлением, и к тому же у него есть алиби…

Гомер чуть не трясся от возмущения, словно напряжение, подобно кофеину, вызывало у него дрожь.

— Какое это алиби! — перебил он. — Ни один человек не смог подтвердить, что он был в пабе после девяти, а паб находится всего в нескольких милях от дома Мюиров. Он вполне мог это сделать.

— Как? Прилетев на вертолете?

— Он мог преодолеть это расстояние бегом, — неосмотрительно продолжал настаивать Гомер.

Горгулья, как ни казалось это невозможным, сделалась еще уродливее. Дыхание у Колла стало тяжелым, словно внутри него закипало что-то темное и страшное. Выдержав небольшую паузу, он развернулся, и его внушавший ужас взгляд обратился на Райта, который если не взвизгнул, то совершенно явно издал какой-то икающий звук.

— А вы что думаете, Райт? — Вопрос был задан таким тоном, в котором угроза совершенно немыслимым образом сочеталась с лестью. — Как вы считаете, у нас достаточно улик, для того чтобы обвинить Пендреда в убийстве? Или нам следует отпустить его?

Это был один из тех случаев, которые слишком часто происходили в жизни Райта; более того, само его существование состояло из череды подобных событий, которые перемежались краткими моментами скуки. Он давно уже утратил радость жизни — вероятно, это произошло еще в период полового созревания. Он колебался, понимая, что любой его ответ в большей или меньшей степени огорчит одного или другого.

— Не думаю, что суд сочтет убедительными наши доводы, — начал он, мобилизовав всю дипломатичность, которой наградил его Господь. Он обращался к Коллу, но отлично знал, что за его жуткой физиономией маячит фигура Гомера, который слушает его с большим интересом. — Однако, как и старший инспектор, я уверен, что это сделал Пендред. — Гомер расслабился, и Райт поздравил себя с ловким маневром.

— Так что вы предлагаете?

Этот вопрос, заданный более мягким, а потому более зловещим тоном, понравился Райту еще меньше. Он, оцепенев, с ужасом уставился на старшего суперинтенданта.

— Ну… — начал он, не зная, что сказать дальше, — очень может быть, что мы отпустим на свободу порочное чудовище… — Последнее словосочетание было употреблено исключительно ради Гомера, но тот ничем не показал, что оценил это.

Колл кивнул.

— Ну так что? — повторил он.

— Поэтому… — Райт выдержал еще одну паузу, — может, мы отпустим его, но установим постоянную слежку?..

Колл пропустил мимо ушей вопросительную интонацию, выдохнул, выпрямился и снова повернулся к Гомеру, оказавшись между старшим инспектором и сержантом.

— Вот видите, Гомер. Хоть какая-то инициатива. Я рад, что у вас есть инициативные сотрудники. Почему это вам не пришло в голову? И воспользуйтесь этой задержкой. Именно такие методы приветствуются в современной полиции.

Колл направился к двери, и, словно по завершении солнечного затмения, слепящие лучи ярости Гомера обратились на несчастного сержанта.

— А теперь распорядитесь, пожалуйста, Гомер, — обернулся в дверях Колл. — И незамедлительно, ясно?

Гомер кивнул, не сводя глаз с Райта, который устало размышлял, почему он всякий раз оказывается по уши в дерьме.

Пендред появился из недр полицейского участка и подошел к тяжелой стальной двери со скрипучим комбинационным замком, нижняя часть которой была покрыта вмятинами и царапинами. Переступив через порог, он преодолел границу между виной и невинностью, между преисподней и скучным предсказуемым миром нормы. Но, как заметила Елена, даже этот переход оставил Пендреда абсолютно безучастным; большинство людей в такой ситуации испытывали облегчение, потрясение или проявляли признаки крайней усталости, но только не этот большой, молчаливый и невозмутимый человек. То ли находясь в состоянии полного автоматизма, то ли полностью отключившись от реальной действительности, он ни на что не обращал внимания.

Скорее всего, он не заметил бы и Елену, если бы она не сделала шаг вперед и не окликнула его:

— Мистер Пендред?

Он поднял опущенные глаза, и его спокойный, отстраненный и в то же время леденящий взгляд остановился на лице Елены. Ничто не изменилось в чертах его лица, и тем не менее что-то в сосредоточенности его взгляда дало ей понять, что он ее узнал.

— Вы понимаете, что сейчас с вами происходит, мистер Пендред?

Он продолжал безмолвно на нее смотреть, и она уже подумала, что сейчас ей снова придется повторять все с самого начала, но в этот момент он еле заметно кивнул.

— Меня освободили, — монотонным голосом ответил он, не спуская глаз с ее лица.

— Да. Вы продолжаете находиться под подозрением, но пока вас отпускают. Существуют определенные обстоятельства…

— Они говорят, что я убил ее.

Елена знала, что дежурный сержант слушает их с нескрываемым удовольствием.

— Я знаю, мистер Пендред, но у вас есть алиби.

— Так же, как в прошлый раз. Тогда они говорили, что это Мелькиор.

— Я знаю, но вы должны…

— Они арестовали Мелькиора. Они арестуют меня.

Елена покачала головой, растягивая губы в ободряющую улыбку.

— Нет. Не арестуют. Я прослежу за этим.

— Я этого не делал.

— Я знаю.

— Я этого не делал. Я этого не делал. Я этого не делал…

И как она ни пыталась, ей не удавалось прервать эту семисложную скороговорку, которую он повторял снова и снова, не отрывая глаз от Елены. Она с немой мольбой посмотрела на дежурного сержанта, тот вопросительно поднял брови, сделав вид, что не понимает, но затем вздохнул и, перегнувшись через стойку, похлопал Пендреда по плечу.

— Ладно-ладно, попугай. Мы уже все поняли.

Пендред умолк. Может, кто-нибудь и отреагировал бы на это иначе, но только не этот странный человек. В течение нескольких секунд он молчал, не спуская глаз с Елены, а затем большими заскорузлыми руками сжал ее левую кисть так, что та целиком в них потерялась. На мгновение ей показалось, что он собирается сломать ей руку, но она изумилась еще больше, когда с поразительной нежностью он поднес ее руку к своим губам и поцеловал ее.