Линвуд Баркли - Исчезнуть не простившись

Это остановило движение кресла, но все же она произнесла:

– Почему я должна бояться полиции?

– Хороший вопрос. Действительно, почему? Не связано ли это с тем, что случилось двадцать пять лет назад? Или с более поздними событиями в Коннектикуте? Пока Джереми не было дома? Со смертью Тесс Берман, тети моей жены? И частного детектива, которого звали Дентон Эбаньол?

– Пошел вон! – бросила она.

– Кстати, насчет Джереми, – продолжил я. – Он ведь брат Синтии, верно?

Энид смотрела на нас полными ненависти глазами.

– Не смейте так говорить! – потребовала она, сложив руки на коленях, прикрытых пледом.

– Почему? – удивился я. – Потому что это правда? И Джереми на самом деле Тодд?

– Что? – возмутилась она. – Кто вам такое сказал? Это грязная ложь.

Я посмотрел на Винса, который все еще держал кресло за резиновые рукоятки.

– Мне нужно позвонить, – заявила она. – Немедленно пустите меня к телефону.

– И кому вы собрались звонить? – поинтересовался Винс.

– Не ваше дело.

Он взглянул на меня и спокойно констатировал:

– Она собирается предупредить Джереми. Это не самая хорошая мысль.

– А как насчет Клейтона? – спросил я. – Клейтон Слоун на самом деле Клейтон Бидж? Один и тот же человек?

– Дайте мне телефон! – настаивала она, шипя, как змея.

Винс продолжал удерживать кресло. Я сказал ему:

– Ты же не можешь все время держать ее вот так. Это считается похищением или нарушением прав человека.

– Совершенно верно, – обрадовалась Энид Слоун. – Вы не имеете права врываться в дом старой женщины и удерживать ее таким способом!

Винс отпустил кресло.

– Тогда звоните в полицию, – заявил он, блефуя так же, как только что делал я. – Но не смейте звонить сыну. Зовите копов.

Кресло не шевельнулось.

– Мне нужно съездить в больницу, – обратился я к Винсу. – Хочу повидать Клейтона Слоуна.

– Он очень болен, – вмешалась Энид. – Его нельзя беспокоить.

– Я потревожу его на несколько минут, чтобы задать пару вопросов.

– Вы не должны туда ехать! Часы для посещений давно закончились! Кроме того, он в коме! Он даже не поймет, что вы там!

Будь он в коме, сообразил я, она бы так не беспокоилась, что я могу с ним встретиться.

– Поедем в больницу, – сказал я.

– Если мы оба уедем, она тут же позвонит Джереми. Предупредит его, что мы здесь. Я могу ее связать.

– Господи, Винс, – возразил я. – Я не позволю связывать старую женщину-инвалида, какой бы неприятной она ни казалась. Даже если из-за этого так и не найду ответов на свои вопросы. Что, если тебе здесь остаться?

Он кивнул:

– Годится. Мы с Энид поболтаем, посплетничаем о соседях, и все такое. – Он наклонился так, чтобы она могла видеть его лицо. – Разве это не весело? Мы даже можем попробовать морковный торт. Запах восхитительный. – Он полез в куртку, достал ключи от машины и кинул их мне.

– В какой он палате? – спросил я у Энид.

Она с ненавистью смотрела на меня.

– Говорите, иначе я сам вызову полицейских.

Она сообразила, что, попав в больницу, я все равно узнаю, в какой палате лежит Клейтон, и процедила:

– Третий этаж, палата триста девять.

Прежде чем уйти, мы с Винсом обменялись номерами мобильных телефонов. Я сел в его машину, с трудом включил зажигание. К чужой машине всегда надо пару минут привыкать. Я выехал с дорожки и развернулся, не сразу сориентировавшись. Понимал, что Льюистон к югу отсюда, и от бара мы ехали на юг, но приеду ли я куда нужно, если двинусь в этом направлении? Поэтому я вернулся на главную улицу, свернул на восток, выбрался на шоссе и рванул на юг.

Я свернул направо, как только заметил вдали синее «Н». Нашел больничную парковочную площадку и вошел в здание через приемное отделение. В комнате для ожидания сидели человек шесть: родители с плачущим ребенком, подросток с коленом, замотанным окровавленной тряпкой, престарелая пара. Я прошел мимо них, мимо сестринского поста, где заметил объявление, гласившее, что приемные часы закончились в восемь, нашел лифт и поднялся на третий этаж.

Меня вполне могли остановить, но я полагал, что если все же доберусь до палаты Клейтона Слоуна, все будет в порядке.

Двери лифта разошлись на третьем этаже как раз напротив поста медсестры. Но там никого не было. Я вышел из лифта, осмотрелся и повернул налево, глядя на номера палат. Нашел триста двадцать второй, обнаружил, что номера увеличиваются, и повернул в противоположную сторону. Причем мне снова пришлось пройти мимо сестринского поста. Там, спиной ко мне, стояла женщина и читала график, так что я старался ступать как можно тише.

Коридор свернул налево и на первой же двери я увидел цифру 309. Дверь была приоткрыта, в полутемной палате горели лишь небольшая лампа дневного света рядом с кроватью.

Это была одноместная палата. Из-за занавески виднелась только спинка кровати с картой в металлической рамке. Я зашел за занавеску и увидел лежащего на спине человека, который крепко спал. Лет за семьдесят, как мне показалось. Истощенный, редкие волосы. Наверное, в результате химиотерапии. Дыхание хриплое. Пальцы длинные, белые и костлявые.

Я перешел в угол палаты, откуда мог следить за коридором. В изголовье стоял стул, и, когда я сел, заметить меня из коридора стало еще труднее, даже если бы кто-то прошел мимо.

Я изучал лицо Клейтона Слоуна, разыскивая то, чего не нашел в Энид Слоун. Что-то в форме носа, ямочке на подбородке. Я протянул руку и легонько коснулся пальцев больного, он в ответ всхрапнул.

– Клейтон, – прошептал я.

Он втянул воздух, бессознательно подергав носом.

– Клейтон, – снова прошептал я, проводя рукой по его высохшей коже. От вены около локтя тянулась трубка. Какое-то внутривенное вливание.

Его веки затрепетали, и он снова втянул носом воздух. Увидел меня, моргнул пару раз, присмотрелся.

– Что…

– Клейтон Бидж? – спросил я.

Это не только помогло ему сфокусировать взгляд, он резко повернул голову. Складки на шее сжались.

– Кто вы такой? – прошептал он.

– Ваш зять, – ответил я.

Он сглотнул. Я смотрел, как дергается его кадык.

– Мой кто? – переспросил он.

– Ваш зять, – повторил я. – Муж Синтии.

Он попытался заговорить, но я понял, что у него во рту пересохло.

– Попить не хотите?

Рядом с кроватью на столике стояли кувшин и стакан. Я налил ему воды. Он взял стакан с неожиданной уверенностью, облизнул губы и напился.

– Который час?

– Около десяти, – ответил я. – Простите, что разбудил. Вы довольно крепко спали.

– Ничего страшного. Тут тебя все равно постоянно будят, днем и ночью.

Он глубоко вдохнул через нос и медленно выдохнул.

– Итак, – сказал он, – по-вашему я должен знать, о чем вы говорите?