Джек Хиггинс - Сольная партия

Ярость, обрушившаяся на Микали, была подобна дикому зверю. Боль, какой он раньше никогда не испытывал, пронзила его тело. Он согнулся пополам, рухнул на колени и замер, сжавшись в комок.

Сколько времени это продолжалось, Джон не знал, но вечером он очнулся на незнакомой темной улочке. Наконец, устав бродить, он зашел в маленькую дешевую забегаловку и, заказав кофе, сел за грязный столик. Казалось, время потекло вспять, он снова был в парижском кафе с рынком, даже номер „Таймс", забытый кем-то, лежал неподалеку. Джон взял газету и, бездумно пробежав глазами колонку новостей, вдруг замер, наткнувшись на короткий заголовок посреди второй страницы: „Делегация греческих военных прибывает в Париж для консультации в рамках НАТО".

Еще не дочитав до конца заметку, он уже знал, чье имя увидит среди членов делегации.

А потом все пошло как по маслу, словно Бог руководил им. Позвонил Бруно Фишер.

– Джон? Очень рад, что застал тебя. Есть возможность организовать два срочных концерта. В среду и пятницу, если тебя устраивает. Хоффер должен был играть концерт ля минор Шумана в сопровождении Лондонского симфонического оркестра. К несчастью, у него перелом кисти.

– В среду? – машинально переспросил Микали. – Тогда у меня всего три дня.

– Да ладно, ты ведь дважды записывал эту штуку. Хватит и одной репетиции. Ты произведешь фурор.

– А где играть? – поинтересовался Джон. – В Фестиваль-Холл?

– Господи, конечно, нет. В Париже, Джонни. Я понимаю, что тебе придется снова мчаться на самолет, но ведь ты согласен?

– Согласен, – спокойно ответил Микали. – Париж меня устраивает.

Военный переворот, свершившийся в Греции ранним утром 27 апреля 1967 года, был блестяще спланирован немногочисленной группой полковников в обстановке строжайшей секретности, что во многом способствовало его успеху. Газеты всего мира много и обстоятельно писали о нем. Микали провел целый день в Британском музее, проглядывая имевшиеся там материалы о времени, последовавшем за переворотом, и лишь после этого заторопился на вечерний парижский рейс.

Задача оказалась не такой уж трудной, потому что его в первую очередь интересовали фотографии. Их было две. Одна, в журнале „Таймс", изображала полковника Георгиаса Вассиликоса, высокого видного мужчину сорока пяти лет с пышными черными усами, рядом с полковником Пападопулосом, фактическим диктатором Греции. Вторая, в журнальчике, издающемся в Лондоне греческими беженцами, запечатлела Вассиликоса в окружении двух сержантов. Подпись под снимком гласила: „Палач и его подручные". Микали аккуратно вырвал страничку с фотографией и пошел прочь.

На следующее утро, по приезде в Париж, он зашел в греческое посольство, где его с радостью приветствовал атташе по делам культуры доктор Мелос.

– Мой дорогой Микали, какая приятная неожиданность. Я и не подозревал, что вы собираетесь в Париж.

Микали объяснил ситуацию:

– Естественно, парижские газеты объявят для любителей музыки о замене исполнителя. Но я решил лично поставить посольство в известность.

– Бесконечно вам благодарен. Посол пришел в ярость, если бы пропустил ваше выступление. Позвольте угостить вас бокалом вина.

– Я с радостью оставлю билеты, – продолжал Микали, – и послу, и его гостям.

Кажется, недавно пресса рассказывала, что у вас здесь крупные армейские чины из Афин?

Подавая бокал с шерри, Мелос состроил гримасу.

– Они не слишком-то интересуются культурой. Полковник Вассиликос из военной контрразведки, что на нормальном языке означает…

– Могу себе представить, – улыбнулся Микали.

Мелос взглянул на часы.

– Я сейчас покажу его вам.

Он подошел к окну. Во дворике посольства стоял черный „мерседес". Шофер вытянулся у распахнутой двери лимузина. Спустя мгновение полковник Вассиликос, сопровождаемый сержантами Алеко и Петракисом, спустился по лестнице главного подъезда. Когда „мерседес" отъезжал, Микали взглянул на его номер, хотя машина и так бросалась в глаза благодаря маленькому греческому флагу на капоте.

– Десять часов минута в минуту, – заметил Мелос. – И в предыдущий визит месяц назад он был столь же пунктуален. Если желудок у него работает так же четко, его здоровью можно только позавидовать. Сейчас наш гость отправился на целый день в академию „Сен-Сир". Его маршрут проходит через Буаде-Медон и Версаль. По словам шофера, ему нравятся открывающиеся из окна виды.

– Работа, работа и никаких удовольствий? – спросил Микали. – Какой скучный тип.

– Говорят, он любит мальчиков, но, возможно, это только сплетни. Одно я знаю наверняка. Есть много вещей на свете, которые он любит больше, чем музыку.

Микали улыбнулся.

– Что ж, всем не угодишь. Надеюсь увидеть на концерте вас и господина посла.

Мелос проводил музыканта до парадных дверей.

– Не могу передать, как огорчило меня известие о трагической смерти вашего дедушки. Какой, наверное, удар для вас. И то, что вы так быстро вернулись на концертную площадку, свидетельствует лишь о вашем мужестве.

– Ничего удивительного, – пояснил Микали. – Он самый замечательный из известных мне людей.

– И конечно, бесконечно гордился вами?

– Разумеется. Так что прервать концертную деятельность, пусть даже из-за смерти, оказалось бы равносильно самому позорному предательству. Своим приездом в Париж я, образно говоря, зажигаю свечу в память о нем.

Микали резко повернулся и сбежал по ступенькам к своей машине.

Несколько часов спустя он провел репетицию с оркестром. Дирижер оказался превосходным, им было легко друг с другом. Однако он попросил о дополнительной репетиции на следующий день, между двумя и четырьмя часами, так как концерт начинался в семь тридцать. Микали согласился.

В полшестого тем же вечером он ждал в старом „ситроене" на обочине Версальского шоссе вблизи дворца. Жарро сидел за рулем.

– Хоть объяснил бы, в чем дело, – недовольно буркнул он.

– Позже. – Микали протянул ему сигарету. – Ты же сам говорил, чтобы я, если что-нибудь понадобится, обратился к тебе. Верно?

– Да, но…

В этот момент черный „мерседес" с греческим флажком прошуршал мимо.

– Следуй за этой машиной, – приказал Микали. – Гнать не надо. Он делает не более сорока миль в час.

– Глупость какая-то, – заметил Жарро, трогая с места. – В такой-то тачке.

– Все просто, – пояснил Джон. – Полковнику нравится вид из окна машины.

– Полковнику?

– Заткнись и крути баранку. „Мерседес" свернул на дорогу, пересекающую Буа де Медон.

В этот вечерний час парк опустел и затих. Начинало темнеть. Молнией пронесся мотоцикл с зажженными фарами. Вид у водителя был грозный: в шлеме, защитных очках, темном плаще и с автоматическим карабином за спиной.