Джейк Арнотт - Подснежник

– Да, может быть.

– Извини, Ленни, похоже, я с тобой не особенно миндальничал, но… Дело в том, что у меня сейчас очень хорошее настроение.

– Вот как?

– Через пару месяцев состоится заседание комиссии, на котором будут рассматривать и мое дело.

– И ты надеешься, что комиссия скостит тебе срок?

– Видишь ли, Ленни, в таких вещах нужно быть очень осторожным. И ни в коем случае нельзя надеяться, что твое положение переменится к лучшему. Надежда сделает тебя слабым, и тогда этим ублюдкам будет очень легко тебя сломать. Но и не надеяться тоже нельзя, потому что это будет означать, что они победили. Нужно держаться золотой середины. Как говорил Антонио Грамши – «пессимизм разума и оптимизм воли».

Я улыбнулся:

– Ты читаешь Грамши?

– Да. Только не шибко возбуждайся из-за того, что я цитирую проклятого коммуняку. Я не верю в гегемонию пролетариата и прочую муру. Просто человек, который отсидел столько лет и не сломался, заслуживает хоть немного уважения.

После этого разговора я ехал домой в полном смятении. Мне казалось – наши роли переменились, и я стал учеником Гарри. Бесспорно было одно: его анализ отличался кристальной четкостью, и как раз в тех вопросах, в которых сам я все больше запутывался. Моя теоретическая база трещала по всем швам. Оставалось только одно – начать все сначала, с чистого листа.

Дома я сразу набросился на Фуко. Я завидовал тому, как четко Гарри разобрался в этой сложной книге. Одновременно меня продолжало терзать чувство вины, потому что в глубине души я действительно не хотел, чтобы его помиловали. Как ни странно, меня гораздо больше устроило бы, если бы Гарри остался в тюрьме, где я мог время от времени навещать его и выслушивать его мнение по разным сложным вопросам. Мне не хотелось, чтобы он оказался на свободе и имел возможность беспрепятственно передвигаться по стране. Мысль об этом всегда вызывала во мне приступ иррационального страха.

Но беспокоился я напрасно. В досрочном освобождении Гарри было отказано. В том же году, примерно через полтора месяца после того, как комиссия по помилованию рассматривала его дело, он получил письмо следующего содержания:

«Министр внутренних дел тщательно рассмотрел Ваше дело. К сожалению, на данном этапе Ваше условно-досрочное освобождение признано преждевременным».

В конце 1977 года я навестил Гарри еще раз. Он казался подавленным и растерянным. Его припухшие глазки смотрели на меня угрюмо и безрадостно.

Мы оба чувствовали себя неловко. Я не знал, что можно сказать Гарри по поводу постигшей его неудачи.

– Что ж, по крайней мере, ты мог бы продолжать учиться, – предложил я в тайной надежде, что мои слова заставят его заговорить на научные темы. Мне нужно было кое-что обсудить с Гарри, но у него было не самое подходящее настроение для академических штудий.

– Вся эта чертова учеба – просто напрасная трата времени.

Он невесело рассмеялся.

– Впрочем, что еще делают в тюрьме, как не тратят зря время? Но ты, я думаю, был доволен. Для тебя это весьма и весьма интересный опыт.

– Но, Гарри… – пробормотал я.

– Нет, Ленни, теперь, чтобы изучать тюрьму, тебе придется сидеть самому. Я сыт этим по горло.

После этого мы оба молчали примерно минуту. Наконец я слегка откашлялся.

– Тебе, по крайней мере, должны были изменить условия заключения, – сказал я неуверенно. – Перевести тебя на общий режим или отправить в тюрьму открытого типа. [55] Тюрьма открытого типа предназначается для заключенных, которым доверяют. Часто в таких тюрьмах осужденных даже не запирают на замок.

Гарри слегка раздул ноздри и смерил меня убийственным взглядом.

– Открытая тюрьма, Открытый университет… все открыто, мать его так, только податься некуда! А знаешь, Ленни, что самое худшее? Самое худшее заключается в том, что подонки вроде тебя изредка навещают таких, как я, и думают, что все будет в порядке только потому, что они, видишь ли, испытывают к нам сочувствие!

Гарри так разволновался, что привлек внимание надзирателя.

– Эй, мистер Старкс, успокойтесь. Возьмите себя в руки, иначе я прекращу свидание.

– Да пошел ты! – огрызнулся Гарри. – Имел я вас всех! И никакие свидания мне не нужны. Все свидания – пустая трата времени!

Еще двое надзирателей подошли к нему сзади и принялись сноровисто надевать на него наручники.

– Уберите от меня свои лапы! – вопил Гарри, когда его волокли прочь.

После этого я больше не переписывался с Гарри и не навещал его. Насколько мне было известно, он снова угодил в карцер за нарушение правил тюремного распорядка и дисциплины. Последнее, что я о нем слышал, это то, что его вроде бы перевели в Брикстон. Я был почти уверен, что Гарри все-таки сломался и пошел вразнос. Сначала я еще вспоминал о нем, но со временем другие заботы оттеснили мысли о Гарри куда-то на второй план. Да и мой необъяснимый страх перед ним тоже почти исчез и больше не давал о себе знать.

Между тем мне нужно было что-то делать с тем, что я от него узнал и чему научился. Увы, посеянное мною семя принесло горькие плоды. Я почти полностью разочаровался в своих идеях, в своих некогда любимых теориях. Гарри наглядно доказал, что все они ошибочны. Теперь я лихорадочно пытался разобраться в новых идеях, в новых системах взглядов и понятий. Насчет Фуко Гарри оказался прав: его влияние оказалось огромным. И не только его, но и других французских ученых. Постструктурализм, постмодернизм – все оказалось разбито вдребезги. Даже выработанные общими усилиями представления, которые рассматривала (и на которые опиралась) теория девиантности, понемногу разваливались, а вместе с ними умирала на глазах и сама доктрина девиантного поведения. Я, правда, продолжал читать лекции, но уже без прежнего энтузиазма. Наука, некогда заставлявшая мое сердце жарко вспыхивать, превратилась в повседневную, скучную рутину.

Наступила эпоха панка, и я внезапно оказался старомодным. Студенты все чаще стали называть меня «старым хиппи» и даже «нудным старым пердуном».

Как ни странно, панк реанимировал многое из наследия конца шестидесятых. В том числе стихийный анархизм «Короля Толпы». [56] «Король Толпа» – радикальная молодежная группировка, выступавшая за мировую социальную революцию пролетариата. Стремились подчеркивать факт игнорирования властями царивших в Великобритании культурной анархии и хаоса. Самопровозглашенные маргиналы при всей их лубочности и некоторой карикатурности стремились занять элитарное положение «новых отверженных». Я попытался написать об этом статью для «Нью сэсайэти», но она вышла напыщенной и банальной. Да и что я мог сказать нового, после того как много лет назад Стэн Коэн блестяще проанализировал эту проблему на примере стиляг? Мне было скучно, но совсем не так, как этим детишкам с их эстетикой «чистого листа». Мне было скучно, потому что сам я стал скучен и вял.