Дэниел Силва - Убийство в Вене

– Почему вы не арестовали меня в больнице?

– Я и сейчас вас не арестовываю. – Круц закурил сигарету. – Мы готовы были не обратить внимания на то, что вы нарушили наше соглашение, так как считали, что вы приехали в Вену, чтобы быть рядом с вашим пострадавшим другом. Но довольно быстро стало ясно, что вы намерены вести частное расследование взрыва в «Рекламациях за период войны и справках». По очевидным соображениям я не могу это допустить.

– Да, – признал Габриель, – по очевидным соображениям.

Круц с минуту смотрел на дымок, вившийся от горящего кончика его сигареты.

– Мы с вами заключили соглашение, мистер Аллон. Вы ни при каких условиях не должны были возвращаться в нашу страну. Вы здесь нежелательны. Вы не должны быть здесь. Мне наплевать, горюете ли вы по вашему другу Эли Лавону. Это наше расследование, и нам не нужна помощь ни от вас, ни от вашей службы. – Круц взглянул на часы. – В три часа из «Швехата» вылетает самолет компании «Эль-Аль». Вы полетите на нем. Я побуду с вами, пока вы будете собирать свои вещи.

Габриель обвел глазами комнату, где по полу была разбросана его одежда. Он поднял крышку чемодана и увидел, что подкладка отодрана. Круц передернул плечами: мол, чего же вы ожидали? Габриель нагнулся и стал собирать свои вещи. Круц встал у французского окна, смотрел на улицу и курил.

Через какое-то время Круц спросил:

– Она еще жива?

Габриель медленно повернулся и пристально посмотрел в маленькие черные глазки Круца.

– Вы имеете в виду мою жену?

– Да.

Габриель медленно покачал головой.

– Не смейте говорить о моей жене, Круц.

Круц невесело улыбнулся:

– Вы же не собираетесь снова угрожать мне, Аллон? Я ведь могу посадить вас и провести более подробный допрос относительно вашей деятельности здесь.

Габриель промолчал.

А Круц раздавил свою сигарету.

– Пакуйте свои вещи, Аллон. Вы же не хотите опоздать на самолет.

Иерусалим

Огни аэропорта «Лодь» прорезали тьму, царившую на Прибрежной равнине. Габриель прислонил голову к окошку самолета и смотрел, как посадочная полоса медленно поднимается навстречу им. Под вечерним дождем гудрон блестел, как стеклянный. Когда самолет остановился, Габриель заметил человека с бульвара Царя Саула, стоявшего под зонтом у лесенки. Габриель постарался выйти последним.

Они вошли в здание аэропорта через особую дверь, какой пользуются ответственные правительственные чиновники и приезжие официальные лица. Мужчина из Управления был учеником Льва, уважал корпоративный дух и высокие технологии, держался как член правления и был убежден, что оперативные сотрудники – это просто фишки, передвигаемые более высокоорганизованными существами. Габриель шел на шаг впереди него.

– Босс хочет вас видеть.

– Не сомневаюсь, но я два дня не спал и очень устал.

– Босса не интересует то, что вы устали. Кого, черт побери, вы из себя строите, Аллон?

Габриель был недоволен, когда пользовались его настоящим именем, даже в святилище аэропорта «Лодь». Он круто повернулся. Мужчина из Управления, сдаваясь, поднял вверх руки. Габриель снова повернулся и пошел дальше. У мужчины из Управления хватило ума не следовать за ним.

На улице дождь барабанил по тротуару. На стоянке не было ни одного такси. Наверняка все это Лев подстроил. Габриель укрылся на автобусной стоянке и стал думать, куда ехать. Дома в Израиле у него не было, – единственным его домом была Контора. Обычно он останавливался на конспиративной квартире или на вилле Шамрона в Тибериасе.

Черный «пежо» повернул на круг. Тяжесть брони пригибала его к земле. Автомобиль остановился перед Габриелем. Пуленепробиваемое стекло в заднем окне опустилось. Габриель почувствовал знакомый горький запах турецкого табака. Затем он увидел руку с голубыми жилами, испещренную печеночными пятнами, устало взмахнувшую, показывая, чтобы он садился, а не стоял под дождем.

Машина рванулась вперед прежде, чем Габриель успел закрыть дверцу. Шамрон никогда не принадлежал к тем, кто долго простаивает. Он ради Габриеля затушил сигарету и на несколько секунд опустил стекла, чтобы проветрить. Когда окна были снова закрыты, Габриель рассказал ему о недружелюбном приеме, устроенном Львом. Сначала он говорил по-английски, потом, вспомнив, где находится, перешел на иврит.

– Судя по всему, он хочет вызвать меня на ковер.

– Да, я знаю, – сказал Шамрон. – Он и меня хотел бы видеть.

– Как он узнал про Вену?

– Похоже, Манфред Круц после твоей депортации отправился с визитом вежливости в посольство и закатил что-то вроде истерики. Мне сообщили, что это было некрасиво. Министерство иностранных дел в ярости, и весь верхний этаж на бульваре Царя Саула жаждет моей крови… и твоей.

– Что они могут мне сделать?

– Да ничего, потому-то ты и мой идеальный сообщник… поэтому и благодаря твоим талантам, конечно.

Машина выскочила с территории аэропорта и свернула на шоссе. Габриеля удивило то, что они направлялись в Иерусалим, но он был слишком измотан, чтобы это его сильно взволновало. Через некоторое время машина стала подниматься в Иудейские горы. Вскоре в машине запахло эвкалиптами и мокрой сосной. Габриель посмотрел в забрызганное дождем окно и попытался вспомнить, когда в последний раз был на своей родине. После дела Тарика аль-Хурани он провел месяц на конспиративной квартире у стен Старого города, поправляясь после пулевого ранения в грудь. Это было более трех лет назад. Он почувствовал, что нити, связывающие его с этим местом, обрываются. Не получится ли с ним, как с Франческо Тьеполо, что он умрет в Венеции и будет бесславно похоронен на материке.

– Что-то говорит мне, что Лев и министерство иностранных дел будут немного меньше возмущены, когда ознакомятся с тем, что здесь содержится. – И Шамрон показал большой конверт. Пакет, отправленный Габриелем, благополучно прибыл. – Похоже, ты был весьма занят в течение своего короткого пребывания в Вене. Кто такой Людвиг Фогель?

Габриель, прислонил голову к исполосованному дождем окну, рассказал Шамрону все, начиная со встречи с Максом Клайном и кончая стычкой с Манфредом Круцем в своем номере. Шамрон вскоре снова закурил, и хотя в темном лимузине Габриель не мог ясно видеть его лицо, ему казалось, что Старик улыбался. Если Умберто Конти дал Габриелю навыки, позволившие ему стать великим реставратором, то Шамрону он был обязан своей безупречной памятью. Шамрон молчал, пока Габриель не дошел до того, как он проник в коттедж Фогеля. Тут он потребовал, чтобы ему была рассказана удар за ударом драка с офицером полиции, которого Габриель обнаружил у своей машины, и Габриель нехотя выполнил его просьбу. Шамрон слушал, скрестив на груди руки, и одобрительно кивал: «Да, мой мальчик, я бы вел себя точно также».