Майкл Ридпат - На острие

Наконец «мазератти», то и дело замирая в чадящем уличном потоке, доставил его к дому сестры. Это было большое отдельно стоящее строение в ряду выстроившихся вдоль дороги однотипных зданий. Энн и ее муж Уильям обитали в этом доме лишь шесть месяцев. Дом был куплен на довольно существенные доходы, которые муж сестры получал в венчурной фирме как ее совладелец. Энн не работала. Она была многообещающим барристером, но после появления второго ребенка ей пришлось отказаться от судебных баталий.

Кальдер запарковался на улице. На подъездной аллее к дому стояли три машины: боевой джип сестры, «ягуар» ее мужа и старенький красный «вольво». При виде этой машины у Кальдера упало сердце.

Он нажал на кнопку звонка, держа в свободной руке купленный по дороге букет ирисов. Энн открыла дверь, и Алекс вошел в зону боевых действий, переступив через пару кукол, разнообразное содержимое пластикового супермаркета и игрушечную железную дорогу.

– Какие красивые цветы, – сказала Энн, клюнув брата в щеку. – Пойдем в кухню.

Сестра выглядела такой же неухоженной, как и ее прихожая. Торчащие во все стороны волосы, джинсовая юбка и видавший виды застиранный свитер.

– Энн! Почему ты мне не сказала, что он будет здесь?

– Мне очень хотелось, чтобы ты пришел, – ответила она, извлекая из серванта вазу.

Кухня, наверняка обошедшаяся предыдущему владельцу в десятки тысяч фунтов, пока оставалась в довольно приличном состоянии. Семейство Варко только-только приступила к ее уничтожению. Через окно был виден расположенный в дальнем конце сада и обнесенный изгородью бассейн. В зябкой февральской сырости он казался совершенно неуместным, и находиться ему, как подумал Кальдер, следовало где-нибудь в Южном полушарии.

– Это нечестно. Я бы в любом случае приехал.

– Вот как? Когда я прошлый раз его пригласила, ты и носа не показал.

– Тогда все было по-другому. Мне пришлось срочно вылететь в Нью-Йорк.

– Какая важная фигура!

– О'кей, – вздохнул Кальдер. – Твоя взяла. Пошли.

Брат прошел следом за сестрой в гостиную, где сидел Уильям. Ему было всего тридцать пять, но он выглядел вполне зрелым лысеющим мужчиной средних лет. Уильям вел беседу с высоким человеком, с изрытым морщинами лицом и копной седых волос.

– Привет, Уильям, – поздоровался Кальдер. – Привет, отец.

– Привет Алекс.

– Выпьешь что-нибудь? – спросил Уильям.

Они с отцом Алекса потягивали светлый херес.

– Да. Пиво у тебя найдется?

Уильям удалился в кухню. В соседней комнате заныла крошка по имени Феба, и Энн устремилась к ней, оставив отца и сына наедине. Кальдер не видел отца более года и готов был на все, чтобы эта встреча не закончилась так, как предыдущая.

– Эта крошечная девица то и дело обводит Энн вокруг пальчика.

– Да. Она существо довольно требовательное, – согласился Алекс.

Фебе было четыре года, и она прикладывала максимум усилий, чтобы усложнить жизнь своей мамочке. Алексу девчушка казалось очень милой, но, с точки зрения родителей, она была настоящим чудовищем. Уильям изо всех стремился избегать с ней всяких контактов, а Энн выбивалась из сил.

– В конце концов они ее окончательно испортят.

– С того времени, когда мы были детьми, отец, многое изменилось, – ответил Алекс, воспользовавшись случаем заступиться за сестру.

– Это отвратительно. Ко мне на прием ежедневно приходят дети. Сразу можно сказать, кто из них получает правильное воспитание. Должен сказать, что это никак не связано с богатством родителей или их классовой принадлежностью. А если быть честным, то совсем наоборот.

Голос доктора гремел приграничным акцентом, и Алекс часто задавал себе вопрос, не усилился ли акцент после того, как отец уехал на Юг. Годы и расстояние существенно смягчили шотландское произношение Кальдера-младшего, так же как и говор Энн.

Энн вернулась, держа на руках шмыгающую носом Фебу.

– Давай покажем это дедушке, – просюсюкала она.

Феба махнула мягкой взъерошенной лошадкой в сторону деда, и тот, взяв игрушку, подмигнув внучке и едва заметно улыбнувшись, спросил:

– И как же зовут это очаровательное создание?

– Попси, – перестав шмыгать носом, ответила Феба.

– Попси? Какое замечательное имя, – соврал дедушка с искренностью прирожденного трейдера. – Что же, позаботься о Попси и дай ей овса.

– Ему. Попси – он. И он любит куриные наггетсы.

– Это здорово. В таком случае добавь ему от моего имени немного кетчупа.

Феба, лучась счастьем, затопала в направлении стоящей в коридоре пластиковой кормушки.

– Не понимаю, как тебе это удается, папа? – покачала головой Энн. – А ты, Алекс, понимаешь?

– Нет, – ответил Кальдер, подавив непонятно откуда возникшее чувство обиды. Он понимал, что это глупость, но испытывал иррациональную зависть к девчушке. В крошечном приграничном городке Келсоу, где практиковал доктор Кальдер, он славился своей улыбкой и добродушием, однако его сын не мог вспомнить, когда в последний раз эта улыбка и добрые слова были обращены к нему. Наверное, еще до смерти мамы. Алекс снова почувствовал прилив раздражения, и это его встревожило. Ему уже тридцать четыре года, и он давным-давно для себя решил, что может прожить самостоятельно, не нуждаясь в одобрении отца.

– Жаль, что у Ники это не получается, – заметила Энн.

– Хмм… – Кальдер взглянул на сестру. – Ники ушла от меня месяц назад.

Глаза Энн от изумления стали круглыми, и она произнесла:

– Мне очень жаль, Алекс. Что случилось?

– Иными словами, ты хочешь знать, кто положил конец нашим отношениям – я или она? Отвечаю. Так решила она. Ники сказала, что я ее почти совсем не замечаю. Проблема состояла в том, что мы оба много работали. Она ухитрилась так организовать свою работу, что выкроила пару дней для нашей совместной поездки в Париж. Но по моей вине поездку пришлось отменить. Это очень сильно на нее подействовало. «Последняя капля», – заявила она.

Энн притронулась к рукаву брата и сказала:

– Я знаю, как она тебе нравилась.

Алекс, пытаясь изобразить индифферентность, пожал плечами. Но Ники ему действительно нравилась. Если на то пошло, он ее любил. Любил по-настоящему, но, как полный дурак, не говорил ей об этом. И Ники была права, утверждая, что он относился к ней как чему-то само собой разумеющемуся. После того как она уехала, его жизнь приобрела мрачный оттенок. Кальдер несколько раз ей звонил, но разговор получался коротким, она отметала все его попытки обсудить возможность возобновления отношений. Он напрашивался в гости в студию, которую Ники снимала на Тафнель-Парк, но она отказывалась понимать его намеки.

– Жаль, – произнес отец. – Ведь речь, насколько я понимаю, идет о девушке, с которой я тебя видел в последний раз? Весьма здравомыслящая девица. Я тогда подумал, что из нее получится великолепный врач.