Дэвид Уилсон - Нечестивый Грааль

Агент ФБР Том Катлер повесил телефонную трубку и уста вился в монитор, на мигающий курсор. «Ну, давай же, черт тебя возьми!» Рапорт понемногу загружался. Тем временем в кабинет ворвался агент Донахью с кипой досье, и Катлер задумчиво на него поглядел.

— Ну, что сообщили из МТА? — спросил Донахью.

— Тебе казалось, что все эти стигматы чересчур подозрительны. Посмотрим, что ты скажешь, когда взглянешь на подробный отчет по делу о ранении Хэймар.

Донахью свалил папки на угол стола.

— Неужели у нее тоже нашли стигматы?

— Нет, но ты почти угадал. Я только что разговаривал по телефону с лейтенантом Ренцетти из NYPD, который ведет дело совместно с МТА. Ты даже не можешь представить, насколько наш святой отец к нему причастен.

Донахью плюхнулся на один из черных замшевых стульев с хромированными ножками рядом с письменным столом коллеги.

— Постараюсь.

— Ренцетти допрашивал отца Романо в полицейском участке на Гранд-Централ. Святой отец помогал одному из констеблей дежурить рядом с раненой, пока не прибыла бригада ЕМТ. Во время допроса Романо передал лейтенанту коробку с некой рукописью и сказал, что неизвестный сунул ему ее на бегу сразу после выстрела. А там оказался этот чертов пистолет.

Донахью такое известие явно ошеломило:

— Так это он в нее стрелял? А как же он тогда попал в Вернерсвиль?

— Ренцетти утверждает, что стрелял не он. Версия самого Романо кажется им убедительной. Священник уверяет, что ему позвонили накануне и пригласили прийти на станцию, чтобы там передать ему древний манускрипт. Двое очевидцев вспомнили, что на вокзале перед самым выстрелом действительно слонялся какой-то субъект с коробкой в руках, но его описание совершенно не соответствует внешности отца Романо. Неизвестный не имел ни бороды, ни усов, к тому же на нем была одежда другого цвета. А Романо в то утро надел воротничок священника и массивный железный крест — они сразу бросаются в глаза.

— А мог Романо, например, стрелять в одной одежде, потом отбежать, скинуть ее и вернуться на место происшествия?

— Его проверили на остаточный порох и тальк со стерильных перчаток. Результат в обоих тестах отрицательный. Полиция обыскала все близлежащие мусорницы на предмет обнаружения там одежды, перчаток или маски — все по нулям.

— А сама Хэймар видела преступника? — спросил Донахью.

— Ренцетти допрашивал ее в лечебнице. Она уверяет, что понятия не имеет, кто мог в нее стрелять. И вообще, она все помнит очень смутно.

— Если только она действительно имеет отношение к смерти тех священников, у отца Романо, пожалуй, есть мотив.

Катлер покачал головой:

— Один из полицейских МТА утверждает, что увидел святого отца уже через десять или двадцать секунд после выстрела — тот бежал к пострадавшей, тогда как все остальные кинулись врассыпную.

— А если у Романо был соучастник?

О соучастнике Катлер как-то не подумал. Он схватился за свой бордовый с пестринами галстук, дернул его, потом просунул палец за воротничок, чтобы расслабить узел. Дело принимало каверзный оборот.

— Придется хорошенько понаблюдать за ними обоими — и за отцом Романо, и за Бриттани Хэймар. Ты займешься женщиной — может, она до сих пор в лечебнице, а я посмотрю, что там с Романо.

Красное кирпичное здание, которое разыскивал агент Донахью, оказалось в середине квартала. Фасад дома был разграфлен белыми рамами, из большинства окон высовывались вентиляционные агрегаты. Среди белых колонн выделялся над входом темно-синий портик. На бетонных ступеньках крыльца сидели два парня в джинсах и футболках и потягивали что-то из кружек, украшенных оранжевым солнцем на нежно-зеленом фоне.

Сегодня чуть свет Бриттани Хэймар выписалась из Бэльвю. Донахью надеялся, что после этого она сразу пошла домой и пока что у себя. Он вошел в вестибюль. Квартирные звонки располагались по левой стене. Пока он просматривал колонки с именами, дверь внутреннего коридора приоткрылась и по черно-белому мраморному полу мимо него проскользнула очень интересная блондинка, вся в черном. Агента обдало шлейфом густого пленительного аромата. Он заметил, что левую руку женщина прижимает к животу.

Донахью тоже двинулся к выходу и проследил, как блондинка свернула на 13-ю улицу и направилась к Шестой авеню. Один из типов на крыльце присвистнул:

— Это препод с пятого этажа. Она что, в готику ударилась?

Другой, провожая ее взглядом, едва не свернул себе шею:

— Вряд ли, но я бы у такой поучился.

— Вы о профессоре Хэймар? — поинтересовался Донахью.

— Ну, — обронил парень. — А ты кто — приятель ей?

— Знакомый по колледжу, — небрежно дернул плечом агент, затем повернулся и беспечной походкой отправился вслед за Бритт.

Первоначальным намерением Донахью было нагнать профессора Хэймар и порасспросить ее, но потом он все же ре шил посмотреть, куда направляется женщина, принарядившись так, словно ее ждет костюмированный бал. Волосы она собрала на затылке в аккуратный французский жгут и скрепила прическу большой черной заколкой. В вестибюле он успел рассмотреть и лицо профессорши: ее глаза были под ведены черным, губы накрашены темно-красной помадой и оттенены по контуру очень темным карандашом. На ней было короткое черное вечернее платье с пояском, черные чулки, черные ботиночки, и дополняла ансамбль черная сумка из той же ткани, что и платье.

Донахью опасался, что ближе к Шестой авеню Хэймар поймает такси, и вздохнул с облегчением, когда она не обратила никакого внимания на два притормозивших нарочно для нее автомобиля. Женщина свернула на 14-ю улицу, дошла до площади Ирвинга и оттуда направилась к Грамерси-парку. Остановившись у особняка, выходящего фасадом на парк, профессор Хэймар огляделась по сторонам — Донахью не понял, поджидала ли она кого-нибудь или заподозрила слежку. Все это время он держался сзади на приличном расстоянии, шагая по другой стороне улицы, и теперь прошел мимо, не останавливаясь. Добравшись до ближайшего перекрестка и будто намереваясь перейти через дорогу, агент обернулся и приметил небольшую группу людей, также одетых в черное. Они стягивались к особняку и по ступенькам поднимались ко входу. Хэймар последовала за ними.

За время, пока Донахью возвращался к особняку, там уже собралось немало народу. Большинство прибывших были одеты в темные тона, символизировавшие, вероятно, либо некий преступный заговор, либо поминки. Впрочем, на траур это было мало похоже. В своем темно-сером костюме и бордовом репсовом галстуке Донахью не слишком выделялся среди пришедших, поэтому застегнул пиджак и тоже проследовал внутрь.

В холле каждый посетитель задерживался, чтобы начертать в воздухе правой рукой неведомый символ, а затем проходил дальше, в просторную залу, слабо освещенную настенными канделябрами и дюжиной свечей, горящих у подножия алтаря. Все окна были наглухо завешены плотными портьерами, а стены расписаны под мрамор смутно-сероватого оттенка.