Джозеф Файндер - Инстинкт хищника

– С вами все в порядке? – спросил он.

– Да, все хорошо.

Он подвел эвакуатор к моей машине, опустил площадку, зацепил машину лебедкой. Включил электромотор и начал вытаскивать ее из канавы. На мое счастье, это был довольно безлюдный участок дороги – я всегда срезаю здесь, когда еду с работы из Фрэмингема домой в Масс Пайк – мимо проносились редкие машины. Я заметил на грузовике желтую наклейку с надписью: «Поддержим наши войска» и еще одну: «Мы помним ветеранов Вьетнама» – на лобовом стекле. Я отметил про себя, что критика войны в Ираке будет неудачной темой для беседы, которая может закончиться тем, что мое горло будет раздавлено голыми руками водителя грузовика.

– Забирайтесь, – сказал он.

В кабине грузовика стоял застарелый запах сигаретного дыма и бензина. На торпеде – наклейка «Спецназ»… Определенно здесь пахло еще и войной.

– У вас есть постоянная авторемонтная мастерская? – спросил водитель. Я с трудом расслышал его голос за воем подъемной платформы эвакуатора.

– У меня есть приятель, который хорошо разбирается в автомобилях, но сам я не отличу амортизатор от ароматизатора: я не слишком часто попадаю в аварии, – ответил я.

– Да уж, вы не похожи на того, кто сам полезет под капот, чтобы сменить масло, – вслух подумал обладатель кожаного жилета. – Я знаю одну мастерскую здесь неподалеку. Мы можем ехать.

Почти всю дорогу мы ехали молча. Несколько раз я пытался завязать разговор с водителем-байкером, но с таким же успехом мог бы побеседовать с бетонной стеной.

Обычно я могу говорить с кем угодно о чем угодно, – о спорте, о детях, о собаках, о телесериалах, – неважно о чем. Ведь я – менеджер по продажам в одной из крупнейших компаний-производителей бытовой электроники, наши ближайшие конкуренты – Sony и Panasonic. Подразделение, в котором я работаю, производит те самые огромные плоские широкоэкранные жидкокристаллические и плазменные панели, которые всем так хочется иметь дома. Прекрасный материал для работы. Я открыл для себя, что настоящий менеджер по продажам, продавец от бога, может завязать разговор с кем угодно. А я – тот самый прирожденный продавец.

Но этот парень просто не хотел поддерживать со мной разговор, и в конце концов я оставил свои попытки. Я чувствовал себя не в своей тарелке, сидя на переднем сиденье эвакуатора в компании байкера в своем дорогом угольно-черном костюме, который я пытался уберечь то ли от жевательной резинки, то ли табачной смолы, прилипшей к виниловой обшивке сиденья. Прощупав грудную клетку, я убедился, что ни одно ребро не сломано, и успокоился. На самом деле было даже не очень больно.

Я молча рассматривал коллекцию наклеек на приборной панели: «Спецназ», наклейка участника автопробега в поддержку войск в Ираке, еще одна с надписью «Войска особого назначения – я тот самый злой дядя, о котором предупреждала твоя мама». Через какое-то время я наконец спросил:

– Это ваш грузовик?

– Не мой. Приятель – хозяин службы эвакуации, и я иногда ему помогаю.

О, это уже начало разговора. Я спросил:

– Он из спецназа?

Долгая пауза. Я даже не знал, насколько уместно спрашивать, служил мой собеседник в спецназе или нет. А вдруг это секретная информация, выдав которую он должен будет меня убить?

Я уже собрался повторить вопрос, когда он ответил:

– Мы оба служили.

– О, – выдавил я, и снова повисло долгое молчание.

Он включил радио – шла трансляция бейсбольного матча. Команда Red Sox против Seattle Mariners – жесткая, бескомпромиссная игра, где противники не простят ни единой ошибки. Я люблю слушать бейсбольные матчи по радио. У меня дома стоит огромный плоский телевизор, который я купил по специальной цене на работе, и бейсбол в хорошем разрешении – завораживающее зрелище. Но матч по радио – это что-то совершенно особенное: треск бейсбольной биты, возгласы на трибунах, даже идиотская реклама автомобильных стекол. Это классика, голоса комментаторов звучат точно так же, как и во времена моего детства и даже, наверное, во времена детства моего немолодого отца. Эти лишенные эмоций, гнусавые голоса – словно пара старых кроссовок, таких знакомых, привычных и разношенных. Они всегда используют одни и те же избитые фразы вроде «подача – бросок – мяч!», «нападающие на базах» и «замах – мимо». Я особенно люблю, когда комментатор вдруг яростно и громко кричит: «Назад, назад!»

Один из комментаторов рассказывал что-то про питчера команды Sox:

– …Но даже в своих лучших матчах ему не удалось приблизиться к рекордной скорости подачи в сто целых девять десятых миль в час, продемонстрированной… Джерри, ты знаешь о ком я.

Другой комментатор ответил:

– Ноланом Райаном.

– Нолан Райан, – повторил первый комментатор, – верно. Рекорд поставлен на стадионе в Анхайме, двадцатого августа тысяча девятьсот семьдесят четвертого года. – Наверняка прочел в шпаргалке, которую ему заранее подготовил продюсер.

Я сказал:

– Неправда.

Водитель повернулся ко мне:

– А?

– Эти придурки не знают, о чем говорят, – пояснил я. – Рекорд скорости был поставлен питчером Марком Волерсом.

– Конечно, – кивнул кожаный жилет, – Марк Волерс. Сто три.

– Верно, – удивленно подтвердил я. – Сто три мили в час, в тысяча девятьсот девяносто пятом.

– Весенние сборы команды Atlanta Braves, – одобрительно улыбнулся водитель, обнажив ровные белые зубы. – Не думал, что еще кто-нибудь знает об этом.

– Конечно, если говорить о самом быстром питчере, который когда-либо играл в бейсбол, не только в высшей лиге…

– Стив Далковский, – закончил байкер, – сто десять миль в час.

– Расколол маску арбитра, – утвердительно кивнул я, – значит, вы тоже были без ума от бейсбола в детстве, верно? Собрали коллекцию бейсбольных карточек?

Он снова улыбнулся:

– В самую точку. Помните упаковки черствой жевательной резинки, внутри которых были эти карточки?

– И следы от этой липкой дряни всегда оставались хотя бы на одной карточке из пачки, да?

Он усмехнулся.

– Отец часто брал вас с собой на стадион Фенвей? – спросил я.

– Я вырос не здесь, – ответил он, – а в Мичигане. И отца не было рядом. Мы не могли позволить себе ходить на матчи.

– Мы тоже, – сказал я, – так что я часто слушал матчи по радио.

– Я тоже.

– Играли в бейсбол на заднем дворе? – спросил я. – Много окон пострадало?

– У нас не было заднего двора.

– У нас тоже. Я с друзьями играл в парке.

Он кивнул и снова улыбнулся.

У меня появилось ощущение, что я давно знаю этого парня. Мы выросли в одной среде – сомнительный район, отсутствие денег и все остальное. Только я пошел учиться в колледж и теперь сидел здесь в дорогом костюме, а он, как и многие мои одноклассники, решил пойти в армию.