Михаил Кречмар - Центр мира

– С парашютом они и правда не прыгали, но шестеро из команды умеют управлять мотопарапланом и даже имеют опыт взлёта на этой штуковине. Но с чего вы взяли, что я возьму на операцию именно их?

Чен поглядел на Иннокентия хитро и со смешинкой. Ничего не сказал.

– Вы знаете, сколько парней по всей России хотят посчитаться с «чехами» за Первую чеченскую кампанию? За весь тот стыд и позор, который им пришлось пережить? Хорошо подготовленных, постоянно тренирующихся и ну совершенно ни на грош не доверяющих после этого никакой российской власти? Я уже набрал взвод из полка желающих… А из Туганбаевых нукеров я возьму с собой только троих.

После встречи со взводом Арсеньева Чен выглядел по-настоящему потрясённым.

Волки… Настоящие волки…

Теперь он не сомневался, что выполнит задание партии.

Тропа уходила вверх по склону прямо через редкий еловый лес. Зим просматривал её метров на двести вперёд. Тянь-шаньские ельники совсем не походили на еловые леса Европейской России и тем более – на мрачную заболоченную тайгу Западной Сибири. Это был прозрачный лес, где дерево от дерева отстояло на двадцать-тридцать, а то и на пятьдесят метров. Склоны гор чуть выше тропы покрывали изумрудные, изумительной красоты луга с высокой травой. Поглядывая на них, Зим вспоминал ирландские фотографии Тары – пожалуй, только на них, да на рекламных, обработанных цифровыми технологиями картинках и роликах приходилось видеть такую зелёную траву, будто светящуюся изнутри. Тропа, по которой шли путники, была довольно широкой, около полутора метров, и сплошь истыканной множеством следов острых овечьих копыт. Однако поверх них можно было различить и отпечатки подков как минимум двух лошадей.

Остро пахло овечьим навозом.

Зим постоянно поглядывал наверх. Долина, бортом которой они шли, имела пологое, корытообразное днище, края которого неожиданно поднимались вверх бурыми и жёлтыми утёсами и уходили ступеньками куда-то в бесконечность. Впереди нависала россыпь пронзительно-белых и искристо-голубых вершин, будто парящих в воздухе над серой полосой тумана.

Края тропы выглядели удивительно чистыми, будто в парке западноевропейского городка. Видимо, двигающиеся вверх пастухи тщательно собирали все опавшие сухие ветки, поднимая их на летовки.

Зим заметил, что редкий ельник рос по бортам и дну долины будто бы островами – в устьях притекающих с хребта ручьёв и в закрытых от ветра боковых «карманах» долины.

– Что-то беспокоит? – спросил его на одном из привалов Спадолин.

– Если честно, то всё, – задумчиво ответил Александр. – Всё беспокоит. Наше физическое состояние в первую очередь – что ни говори, никто из нас всерьёз не занимается спортом. Это раз. Вот эти облачка под ледником – два. То, что мы, несмотря на обилие следов, не видим людей – три.

– А если нас остановят?

– У меня есть какие-то бумаги на китайском, выданные Ченом. Красиво выглядят… Другое дело, что, я полагаю, в них не поименован наш новый попутчик. Поэтому, Хорхой, я очень рекомендую вам накинуть на себя вот эту армейскую куртейку – чтобы встреченные пастухи не сомневались в том, что мы – единая группа.

Через три километра тропа раздвоилась, затем выбранная Зимом стёжка через пятьсот метров рассыпалась на четыре равноценные тропки, которые как пальцы руки поползли на склоны.

– Похоже, привал, – произнёс Зим. – Вскипятите чайку, я пошёл на разведку.

Он отсутствовал около часа.

– Основная тропа не здесь, – по возвращении задумчиво резюмировал он. – Пёс знает, как мы её потеряли. За поворотом ущелье поднимается вверх тремя ступеньками, каждая из которых выглядит словно нагребённая стена огромных валунов. Основная тропа проходит значительно выше – метрах в трёхстах по склону. Она обозначена какими-то вешками – видимо, есть смысл держаться их.

– Интересно, что делают люди в этих горах? – задумчиво произнёс Спадолин. – И на хрена им размечать эти тропы?

– Ну, если люди здесь ходят, то тропы размечать им есть зачем. Это скотоводческий район, как, собственно, и любые горные районы земли. Здесь пасут овец, лошадей, а выше в горах – вероятно, и яков.

Они поднялись по каменистому склону наверх. Действительно, среди серой россыпи валунов, увязшей в жёлто-бурой глине, причудливо змеилась тропа. То здесь, то там между камнями были воткнуты кривые палки – ель или можжевельник.

Русло ручья постепенно уходило вниз, путники поднимались всё выше и выше по склону. Теперь Зим останавливался всё чаще, доставал из кармана рюкзака заламинированную карту и сидел на камнях, морща лоб. Как-то раз он сделал замечание Максу, когда заметил, что тот отдыхает, не снимая рюкзака.

– Обязательно сбрасывай мешок с плеч. Тебе кажется, что с каждым разом его труднее поднимать? Здесь есть несколько хитростей. Можно надевать рюкзак сидя. А можно сперва ставить его на высокий валун и только потом вынимать руки из лямок. Потом вдел руки в лямки опять – и пошёл. Ни в коем случае не подхватывай его рывком с земли. Запросто сорвёшь спину. Тебе голова на что дадена? Правильно, экономить силы. Рэмбов среди нас нет.

Макс страшно удивился, когда обнаружил, что практически все пустоты в карманах рюкзака оказались заполнены урюком и изюмом.

Пить некипячёную воду Зим строго-настрого запретил.

– Мало ли, что она кристально чистой выглядит. Здесь, внизу, ещё довольно тепло, а наверху – пояс горных пастбищ, джайляу. Пока не поднимемся до зоны вечных снегов, сырую воду лучше не пить.

В десяти километрах от того места, где Чен высадил их на автомобиле, лес постепенно сполз на самое дно долины. В руслах боковых ручьёв оставался только невысокий кустарник – ива, тамариск, а на склонах – и можжевельник.

В пятнадцати километрах от начала пути Зим распорядился разбить бивак.

Они быстро развернули палатку, расстелили постели, после чего Зим и Спадолин пошли собирать дрова – исполнять дровяную повинность, как это в шутку называл Александр, а Хорхой остался в лагере готовить пищу.

Для приготовления пищи Зим взял два котелка, несмотря на то, что Максим считал это излишеством.

– Терпеть не могу варить хавку в чайной посуде, – пояснил Зим. – В жизни и так не очень много удовольствий, а для меня одно из самых изысканных – это крепкий, хороший чай, желательно «Дарджилинг», приготовленный на костерке из можжевеловых веток.

Собрав необходимое количество дров, Зим уселся на валуне и принялся облизывать линзами бинокля ближайшие склоны. Так просидел он довольно долго, потом неожиданно подозвал обоих спутников.

– Глядите, ребята, – бинокли были у всех, об этом позаботился тот же Зим, считавший, что путешественник без бинокля в горах не путешественник, а только треть путника. – Вон медведь шарится.