Мартин Смит - Волки сильнее собак

Флуоресцентные лампы делают трупы зелеными, но Борис Гулак был зеленее других. Тело с большим животом, тощими ногами и плечами вовсю источало этанол. Вместе с медицинским халатом и шапочкой Ева, казалось, облачилась в профессионализм. Во время работы они с Аркадием курили, чтобы не чувствовать исходящий от трупа запах. Это, безусловно, положительная черта такой отрицательной привычки, как курение.

– Жалеете, что о чем-то не спросили? – произнесла Ева. Она смотрела сквозь Аркадия, и от этого ему было не по себе. Взглянула в протокол вскрытия. – Пока могу только сказать, что покойный страдал не то циррозом печени, не то некрозом почки. Борис, возможно, прожил бы еще года два. Выносливый экземпляр. Никакой воды в легких.

– Я совсем недавно гонялся за Гулаком ночью по городу.

– Поймали?

– Нет.

– И никогда бы не поймали. Сборщики утиля знают зону, как фокусник свои шторки, цилиндры и радиоактивных кроликов. – Она постучала скальпелем по столу. – Капитану Марченко вы не по душе. А я думала, что вы большие друзья.

– Нет, я испортил его идеальный послужной список. Начальник отделения милиции не хочет проблем и убийств, особенно нераскрытых. И конечно же, ему не нужны два нераскрытых убийства.

– Капитан – злой человек. Дело в том, что он попал в немилость в Киеве, отвергнув взятку. Это смутило его начальников, которые с легким сердцем и без зазрения совести брали деньги. Марченко выслали сюда, чтобы наказать как следует, на тот случай, если ему когда-нибудь придет в голову снова так сглупить. Потом приезжаете вы из Москвы, и Марченко чувствует себя в двойном капкане. Вы сравнивали отпечатки пальцев Гулака с отпечатками в картотеке?

– С водочной бутылкой, которую нашел в лодке.

– И?

– Они принадлежат Гулаку.

– Не считаете ли вы это довольно веским доказательством того, что Гулак был один? Неужели вы встречали русского или украинца, который пьет в одиночку? Гулак не утонул, но должна сказать вам, что, не считая вскрытия трупа руками капитана, я не вижу никаких следов насилия. Может быть, он поймал на крючок большую рыбину и, падая, ударился головой о лодку. Так или иначе, вы нажили себе злейшего врага в лице капитана Марченко. Он был бы счастлив, если бы мы немедленно прекратили вскрытие.

Аркадий наклонился над трупом. Борис Гулак имел угловатую голову с большими бровями, широким носом, испещренным прожилками, густые, как мех выдры, шатеновые волосы и щеки, покрытые щетиной. Ни синяков или гематом, ни следов сдавливания вокруг шеи, ни ран на руках, указывающих на борьбу, ни царапины на скальпе. Однако что-то ведь расширило радужную оболочку левого глаза, раскрытого, как шторка фотокамеры. Аркадий изобрел новый способ избавления от самогонного ступора – рассматривание покойника.

– Капитан будет счастлив, если мы докажем, что я не прав, – сказал Аркадий.

Большинство врачей никогда не сталкивались с трупами после анатомички на практике после института и быстро забывали запах смерти. Ева же спокойно передвинула подставку под шеей Гулака.

– Вы видели раньше людей, застреленных в голову, – сказал он.

– Застреленных в голову из пистолета и в спину из винтовки, предположительно в разгар боя. Обычно имеется входное отверстие, а у вашего клиента его, по-видимому, нет. Последняя возможность прекратить вскрытие.

– Вероятно, вы правы, но все же давайте посмотрим.

Ева рассекла тыльную часть скальпа Гулага от уха до уха. Она откинула на глаза трупа кусок кожи с волосами и взялась за круглую пилу. Электропила подняла тучу костной пыли, управлять ею при столь тонкой работе было непросто. Ева пробила долотом верх черепа, затем с помощью скальпеля отделила головной мозг от спинного и положила нежную розовую массу в блестящей оболочке рядом с опустошенной черепной коробкой.

– Капитану это не понравится, – резюмировала Ева.

Через макушку проходила красная линия – след пули, которая пробила мозг и затем, рикошетя, прыгала по черепу. Вероятно, Гулак умер мгновенно.

– Мелкокалиберная? – спросила Ева.

– По-моему, да.

Ева повертела мозг, прощупывая красный, как гранат, комок. Она рассекла оболочку, врезалась в серое вещество и, как семечко, выдавила пулю, которая со стуком упала на стол. Но это было еще не все. Ева посветила пальчиковым фонариком внутрь черепной коробки, и из левого уха показался луч света.

– Кто же это так хорошо стреляет? – спросила Ева.

– Снайпер, охотник на соболей, таксидермист. Я бы сказал, что это пуля шестимиллиметрового калибра, именно такой пользуются на соревнованиях по спортивной стрельбе.

– Стреляли с лодки?

– Вода была тихой.

– А звук?

– Может быть, использовали глушитель. Да и мелкокалиберка не производит большого шума.

– Итак, теперь два убийства. Поздравляю. Чернобыль убил миллион людей, и вы добавили к этому числу еще двоих. Я бы сказала, что в делах, связанных со смертью, вам нет равных.

Пока Ева еще пребывала под впечатлением от увиденного, Аркадий спросил:

– А как насчет первого трупа – того, что на кладбище? Вы добавили к своему заключению что-нибудь еще, кроме описания раны на горле?

– Я не осматривала тот труп. Просто увидала рану и что-то написала. Волки терзают и рвут, а не режут.

– Рубашка была сильно окровавлена?

– Не очень.

– А волосы?

– Чистые. Нос был в крови.

– Он страдал носовым кровотечением.

– Вполне возможно. В носу были сгустки крови.

– И как же вы это объясняете?

– Я не объясняю. Это вы фокусник – только вместо кроликов извлекаете на свет покойников.

Аркадий раздумывал над ответом, когда раздался стук в дверь и возник Ванко.

– Здесь евреи!

– Что за евреи? – спросил Аркадий. – Где?

– В центре города и спрашивают вас!

Полуденное солнце ярко высветило скучный центр Чернобыля: кафе, столовая, памятник Ленину, кругом кучи мусора. Два милиционера вышли из столовой: их слегка штормило. Ванко убежал – куда и зачем, Аркадий не знал. Он видел лишь человека, который со знакомым высокомерием уверенно расхаживал перед машиной. На нем был черный костюм еврея-хасида, белая рубашка и фетровая шляпа, хотя вместо большой бороды имелась лишь рыжая щетина.

– Бобби Хоффман.

Хоффман оглянулся через плечо:

– Я знал, что найду тебя, даже если просто буду разгуливать. Второй день прохаживаюсь тут взад-вперед.

– Надо было поспрашивать у людей, где я нахожусь.

– Евреям не о чем говорить с украинскими людоедами. Я спросил одного, и он тут же исчез.

– Он сказал, что евреи идут. Это только ты?

– Только я. Неужели перепугал их? Хотел бы я поджарить всю эту долбаную публику. Давай пройдемся. Мой совет евреям, оказавшимся на Украине, – всегда представлять собой движущуюся мишень.