Мартин Смит - Волки сильнее собак

– Прямо под его носом и там, куда не мог сунуться капитан Марченко. Я слышал, что Бела теперь каждый день обходит свой двор. – Смех Катамая превратился в кашель. Каждое слово давалось ему с большим трудом.

– И тогда же вы «легли на дно». Заболели?

– Немного.

– Но еще хотели получить деньги за украденную машину?

– Думал, что оставлю кое-что… кое-кому.

– Кому? – спросил Аркадий, а Катамай затаил дыхание. – Оставьте мне кое-что. Что за «самосел» провел вас к воротам кладбища?

– Гулак, – произнес Катамай.

– Борис Гулак? Тот самый, труп которого вытащили из охлаждающего пруда?

– Вот единственная причина, по которой я разговариваю с вами. – Карел уткнулся в подушки. – Тут вы уж ничего не можете поделать.

Проезжая мимо саркофага, Аркадий почувствовал, как внутри его стальных пластин за проволокой с шипами шевелится чудовище. Но оно находилось не только там. Чудовище восседало на здешнем колесе обозрения, купалось в крови, плавало в реке, притаилось в миллионе костей. Какой лейтмотив годится для такого вот зверя? Зловещая виолончель. На одной ноте. Длительная мелодия. На пятьдесят тысяч лет.

Аркадий все ближе подъезжал к домику Евы, и каждый встречный указатель радиации был для него как удар топора. Он не должен возвращаться, ведь Ева не станет отвечать ни на какие вопросы, она лишь осложняла дело. Но правда заключалась в том, что после столь близкого контакта с Карелом Катамаем какая-то часть Аркадия жаждала только одного – сжечь одежду, пройтись по себе жесткой щеткой, вылить на себя тонну воды и Уехать как можно дальше.

Мотоцикл, казалось, сам свернул к Еве. Аркадий проехал по Дребезжащему мостику вдоль покачивающих сережками берез. Ева в халате сидела в постели. Она курила, на коленях – стакан и пепельница. Вид у нее был такой, словно она с момента отъезда Аркадия неотрывно смотрела на дверь.

– Выпиваем? – спросил Аркадий.

– Выпиваем.

В воздухе пахло спиртным, и это означало, что в стакане совсем не вода.

– Тебе не кажется, что ты слишком много пьешь?

– Зависит от обстоятельств. Обычно вечерами я просматриваю карточки больных, но с тех пор как ты появился, пытаюсь понять, кто ты такой. Зная ответ, не хочу быть трезвой.

– Спроси меня самого. – Аркадий попытался взять бутылку, но Ева не дала.

– Нет-нет, это ты Почемучка. По словам Алекса, большинство людей перестают говорить «почему» к десяти годам, а вот ты так и не перестал.

– Алекс был здесь?

– Вот видишь – снова спрашиваешь. Дело в том, что я терпеть не могу, когда лезут с вопросами и суют нос в жизнь других. У нас с тобой ничего не получится.

Аркадий пододвинул стул к кровати и сел. Находиться рядом с Евой было все равно что смотреть на бьющуюся об окно птицу.

– Что ж поделаешь, у меня вопрос.

– Никаких вопросов.

– Как ты относишься к Ною?

– Библейскому?

– Библия, потоп, ковчег.

– Ты странный. – Он почувствовал, что вопрос ей интересен и она пытается понять, к чему он клонит. – Мое мнение о Ное невысокое, а о Боге – совсем другое дело. А с какой стати ты это спрашиваешь?

– Я все спрашивал себя: «Почему Ной?» Кем он был – плотником или мореплавателем?

– Плотником. От него требовалось только плыть и убирать за глупыми животными. Однако Ной не плыл куда глаза глядят.

– Откуда ты знаешь?

– Бог указывал ему.

– Ты права. – Если Тимофеев уехал из Москвы на Украину, в деревеньку, в которой никогда раньше не был, значит, кто-то послал его туда. – Как, по-твоему, пристал бы здесь ковчег?

– А почему бы и нет? Место красивое, – сказала Ева. – Полно могил убитых поляков, евреев, красных и белых, не говоря уже о жертвах, замученных до смерти Сталиным или повешенных немцами, но все же место красивое. Самое лучшее молоко, самые лучшие яблоки и груши. Мы обычно проводили лето на реке, плавали на лодках или отдыхали на пляже. Рыбачили. Припять раньше славилась щуками. На пляже я ложилась на полотенце, следила за пушистыми облаками и мечтала о танцах и путешествиях в дальние страны, где встретила бы знаменитого пианиста, страстного гения, вышла бы за него замуж и родила шестерых или семерых детей. Мы жили бы в Лондоне, но всегда проводили бы лето здесь. Угадай, что именно из всего этого я не получила?

– Вопрос с подвохом?

– Конечно, нет. Вопрос с подвохом такой: сколько еще ты пробудешь здесь? Когда внезапно исчезнешь? Люди так и делают. Они остаются здесь на неделю-другую и – фьють – уезжают, долго рассказывая потом о нескольких днях своей жизни с экзотическими обитателями зоны.

– Давай потанцуем. – Аркадий забрал у Евы стакан.

– Ты хороший танцор?

– Ужасный, но я помню, как ты танцевала с Алексом.

– А ты танцевал с Ванко.

– Это не одно и то же.

– Медленный танец?

– Сделай милость.

– Я не думала, что ты вернешься.

– А вот я вернулся.

Она скользнула из кровати к плейеру.

– Полночный вальс. Романтично. Ты меня поражаешь. Режешь хлеб, как в деревне, танцуешь.

– Сам себе удивляюсь.

– Полночный вальс в Чернобыле – это дать смерти по зубам.

– Точно.

Аркадий сделал церемониальный поклон и заключил Еву в объятия. Она двигалась невероятно легко, несмотря на все свои хвори.

Зазвонил мобильник Аркадия.

– Не отвечай, – сказала Ева.

– Я только взгляну кто.

Аркадий думал, что это Виктор или Ольга Андреевна, но звонил из Москвы прокурор Зурин.

– Хорошие новости, Ренко. Извините, что звоню посреди ночи. Мы отзываем вас домой.

Минута потребовалась Аркадию, чтобы переварить эту новость.

– О чем это вы?

– Возвращаетесь в Москву. Мы заказали для вас рейс на шесть утра самолетом «Аэрофлота». Билет в аэропорту. Как вам такое?

– Я не закончил дело.

– Это не провал, совсем нет. Уверен, что вы работали в поте лица. Однако мы решили свернуть расследование в Чернобыле, по крайней мере со стороны русских. Думал, вы обрадуетесь.

Аркадий отвернулся с трубкой от Евы.

– В этом расследовании никто с украинской стороны и не участвует.

– Пусть так. Это дело следовало бы передать украинцам с самого начала. Они не могут все время сидеть на нашей шее, не сосунки.

– Жертвой оказался русский.

– Но убит он на Украине. Если бы его убили во Франции или Германии, стали бы мы вести следствие? Конечно, нет. Я не могу допустить, чтобы старший следователь оставался в Чернобыле так долго. Это же какой риск для здоровья!

– Мне нужно время, – сказал Аркадий.

– А потом еще и еще. Нет, решение принято. Отправляйтесь в аэропорт, вылетаете заказным рейсом, и завтра в полдень жду вас у себя в кабинете.

– А как насчет Тимофеева?

– К несчастью, он умер не в том месте.

– А Иванов?

– Умер не так, как надо. Мы не станем повторно открывать дело о самоубийстве.