Мартин Смит - Волки сильнее собак

– Я умираю. У меня проблемы с сердцем, легкими и печенью. Беда в том, что я умираю слишком медленно. Когда-то моя пенсия что-то значила. Теперь же я должен работать до гробовой доски. В больнице мне показалось, что я слышу церковные колокола. А это было в груди. Подняли цены на водку и табак. В еде я неприхотлив. Пятнадцать видов итальянских макарон, кто их может себе позволить? Так неужели я должен провести свои последние дни в качестве телохранителя такого собачьего дерьма, как Бобби Хоффман? Мы нужны ему только как телохранители. И он исчезнет, исчезнет, как только вытрясет побольше денег из Тимофеева. Убежит, когда будет нужен нам больше всего.

– Он мог уже убежать.

– Просто набивает цену.

– Ты сказал, что на стаканах хорошо сохранились отпечатки. Может быть, есть и еще.

– Аркадий, эти люди другие. Каждый за себя. Иванов мертв? Тем лучше.

– Так ты не думаешь, что это было самоубийство? – спросил Аркадий.

– Да откуда мне знать? Кого это волнует? Русские обычно совершали убийства из-за женщин или власти – вот это причины! Теперь они убивают из-за денег.

– Рубль не деньги, – сказал Аркадий.

– Так мы остаемся?

Когда Аркадий с Виктором вернулись, Бобби Хоффман вжался в софу. Он мог прочесть приговор в их глазах. Аркадий собирался сообщить ему плохие новости и продолжать свои дела, но медлил. Полосы солнечного света подрагивали вдоль комнаты. Можно было спорить по поводу белого декора, подумал Аркадий, но несомненно одно – Рина сделала свою работу профессионально. Вся комната сверкала, и хром бара отбрасывал блестящее отражение на фотографии Паши Иванова в созвездии знаменитостей и влиятельных друзей. Мир Иванова так далеко отстоял от мира среднестатистического россиянина, что он казался инопланетянином. Это было приближение Аркадия к «НовиРусу». На мгновение он оказался внутри вражеского лагеря.

Когда Аркадий подошел к софе, Хоффман схватил своими пухлыми мягкими руками Аркадия за руки.

– Ладно, скажу. Я взял диск с конфиденциальными данными из Пашиного компьютера: структура компаний, взятки, платежки, банковские счета. Эти данные являлись моей страховкой, но я трачу ее на вас. Я согласился вернуть диск на место, когда вы его скопируете. Это сделка, которую я заключил с Ожогиным и Зуриным, – диск на несколько дней в вашем распоряжении. Не спрашивайте меня, где он, – в безопасном месте. И вы были правы, я недотепа. А теперь – важное сообщение. Знаете, почему я делаю это? Я не мог вернуться к себе. Я был измотан, не мог спать и поэтому сидел здесь. Я услышал, как что-то шуршит. Решил, что это мыши, взял фонарик и стал обходить квартиру. Никаких мышей. Но я же слышал шорох! В конце концов я спустился в вестибюль к консьержу. Однако за столом его не было. Консьерж оказался снаружи – стоя на четвереньках, они со швейцаром оттирали кровь с тротуара с помощью щеток и отбеливателя. Они сделали свое дело, не оставили ни пятнышка. Именно об этом я слышал из десятка рассказов – зачистка. Знаю, что такое невозможно, но я видел это своими глазами. И подумал: «Ренко! Вот сукин сын, который знает о зачистке. Вот кто мне нужен».

На черно-белой видеопленке два «мерседеса» остановились прямо под камерой видеонаблюдения. Телохранители – рослые люди, одетые в бронежилеты под костюмами, – вылезли из сопровождающего джипа и выстроились под козырьком здания. Только после этого водитель главной машины поспешил открыть дверцу со стороны тротуара.

В углу пленки менялись цифры таймера. 21.28, 21.29, 21.30. Наконец Паша Иванов выбрался с заднего сиденья. В отличие от энергичного Иванова на фотографиях он выглядел неопрятным. Водитель показал на допросе Аркадию, что Иванов промолчал всю дорогу от офиса до квартиры, даже не говорил по мобильнику.

Кое-что позабавило Иванова. Две таксы натянули поводки, чтобы обнюхать «дипломат». Несмотря на то что пленка была без звука, Аркадий понял по губам Иванова: «Щеночки?» – спросил тот собачника. Когда таксы прошли мимо, Иванов прижал к груди «дипломат» и вошел в дом. Аркадий переключился на видеозапись, сделанную в вестибюле.

Мраморный вестибюль заливал такой яркий свет, что у каждого из присутствующих появился световой нимб. Швейцар и консьерж были в куртках, обшитых галуном, под которыми угадывались очертания кобуры. Швейцар прикоснулся ключом к кнопке вызова лифта и встал рядом с Ивановым, прикрывавшим нос платком. Двери лифта открылись, и Аркадий переключился на видеозапись, сделанную в кабине. Он уже побеседовал с лифтером, бывшим кремлевским охранником, совсем седым, но еще очень крепким.

Лифтер насчет его разговора с Ивановым был лаконичен:

– Я вышколен на кремлевских лестницах. Большим людям не до разговоров с такими, как я.

Иванов пристально всматривался в изображение, как только двери открылись, он повернулся к камере лифта. Выпуклый объектив сделал лицо непропорционально большим, а глаза скрывала тень от платка, который Иванов прижимал к носу. Может быть, он простудился, как Тимофеев. В конце концов Иванов вышел из лифта и при этом был очень похож на актера, который бежит на сцену, то останавливаясь, то снова бросаясь вперед. Время на таймере – 21.33.

Аркадий поменял записи, вернулся к уличной видеокамере и промотал пленку вперед – до 21.47. На мостовой было пусто, две машины все еще стояли у тротуара с включенными фарами. В 21.48 что-то бесформенное шлепнулось сверху на мостовую. Дверцы джипа распахнулись, из него высыпали охранники, образовав на мостовой круг вокруг того, что казалось кучей тряпья с ногами. Один охранник бросился в подъезд, другой встал на колени в изголовье Иванова, а водитель обежал труп, чтобы открыть заднюю дверцу. Тот, который проверял пульс у Иванова, покачал головой, и тут в поле зрения камеры появился швейцар, который растерянно разводил руками, не веря в случившееся. Таким вот был фильм о Паше Иванове, повествование с началом и концом, но без середины.

Аркадий перемотал пленку назад и стал еще раз медленно просматривать кадр за кадром.

Верхняя часть трупа Иванова не попала на экран, плечи неестественно сведены из-за удара о мостовую.

Голова также неестественно запрокинута, ноги вошли в кадр.

Общий вид трупа в туче пыли, поднятой с мостовой.

Паша Иванов уже лежит, дверцы джипа распахнуты, и охранники возятся вокруг тела.

Аркадий проследил, не смотрел ли вверх кто-нибудь из охранников, пока они сидели в машине и до того, как упал Иванов; не падало ли что-то вроде солонки вместе с Ивановым; не поднял ли кто-либо из охранников что-нибудь после падения Иванова. Ничего. Охранники стояли на мостовой бесполезные, как комнатные растения.

Обращаясь к Аркадию, дежурный швейцар сказал: