Пи Трейси - Наживка

Джефф с тайной дрожью понял, что уже проник на территорию питомника и его пока никто не заметил. Здорово, черт побери. Может быть, стоит бросить учебу и поступить в ЦРУ.

В последний раз Марти Пульману казалось, будто кто-то щелкнул выключателем и начисто отключил сознание, когда он сидел на холодном бетоне стоянки, глядя на умирающую жену.

Тогда он испытывал самые разные чувства, которые сменяли и вытесняли друг друга: недоверие, бешенство, потрясение и, наконец, безмерное горе. Джек прав со своей дурацкой аналогией насчет Элвиса – мир пошатнулся, непонятно, где верх, а где низ, где конец, где начало. Можно ли запросто отмахнуться от мысли, что боготворимый и обожаемый человек, стоявший на недосягаемой высоте, о которой мечтать даже нечего, был таким же грешником, как ты? Может быть, даже хуже, рассуждал Марти, если смотреть в количественном отношении. Глупые мозги стремятся отвлечься, подсчитывая убитых Мори людей за те годы, когда он еженедельно по воскресеньям обедал вместе с зятем-копом. Почувствовав ярость, вскипавшую из-за такого предательства и обмана, Марти чуть не расхохотался. Действительно, какая разница между убийством нацистов и убийством парня, убившего твою жену?

Неудивительно, что ты его так любил. Одного поля ягоды.

Джек несколько последних минут не произносил ни звука, то ли давая Марти время усвоить услышанное, то ли ожидая кардинального вопроса, который тот почти боялся задать.

Итак, Роза Клебер выстрелила в свою очередь в старика, упавшего за стойкой в охотничьем домике, и сунула пистолет Джеку.

Что ты сделал? Что сделал, черт побери?

Джек пьяно рассмеялся, и Марти осознал, что спрашивал вслух.

– Не сдюжил. Ударил ее по руке, пистолет упал на пол. Знаешь, старик, она просто взбесилась. Хотя не так жутко, как папа. Он буквально орал на меня, приказывая стрелять в «нацистского ублюдка», по его точному выражению, и я только тогда впервые смутно догадался о происходящем. Может, выстрелил бы, будь он в мундире эсэсовца, пытал какого-нибудь беднягу… Не знаю. Но я в тот момент не видел перед собой нациста. Видел только мертвого расстрелянного старика.

– Ты в него не стрелял.

– Господи, Марти, конечно нет. За кого ты меня принимаешь?

– Не знаю, Джек. Ты меня до сих пор удивляешь.

– Проклятая семейка полна сюрпризов, правда? – язвительно заметил Джек. – Так или иначе, по дороге домой папа мне рассказал, чем они много лет занимались, об Освенциме рассказывал такое, чего я никогда не слышал, рассуждал о сыновнем долге, завещал продолжать его дело, требовал довести до конца, если сам не успеет до смерти, господи помилуй.

– А ты?

Джек взглянул на Марти из-за края стакана.

– Сказал, что больше не желаю быть его сыном, даже евреем больше быть не хочу. А потом в подтверждение так и сделал.

Марти медленно кивнул, вспоминая снимки с крещения и со свадьбы. Непонятный разрыв Джека с семьей наконец обрел смысл. Объяснились дикие сумбурные выходки, которые Лили считала пощечинами.

– Надо было поговорить с матерью.

Джек улыбнулся, одновременно хлебнув виски:

– Палка о двух концах. Фактически о трех. Черт возьми, я ее заподозрил в причастности…

– Боже мой, как тебе только в голову могло такое прийти?

Джек выпучил на него глаза.

– На отца тоже бы никогда не подумал, и видишь, как все обернулось. Фактически не верю, что мама на такое способна, но не понимаю, как можно прожить с человеком пятьдесят с лишним лет и не знать, что он делает. Участвовала она или просто знала… – он беспомощно передернул плечами, – я бы не пережил… не хотел выяснять. А если он ее, как меня, тоже каким-то чудом водил за нос, я не собирался разбивать ей сердце, черт меня побери. Поэтому ничего не сказал, просто порвал с обоими, держался подальше, постоянно гадая, убивает ли папа людей, пока я сижу, ничего не делаю, твержу себе день за днем, как дурак: «Ладно, Джек, хватит дергаться, нацисты наверняка заслуживают смерти», стараюсь представить, смогу ли жить дальше, выступив против отца, погубив жизнь матери, и сумею ли примириться с собой, если не выступлю… О боже. – Он сделал вздох, выпил. – Впрочем, должен сказать тебе, выпивка помогает.

За запертой на засов дверью, прижавшись к треснувшей створке, Лили слушала сына, закрыв глаза, с перекошенным от боли лицом.

– Будь ты проклят, Мори Гилберт, – прошептала она, повернулась и пошла прочь.

– Надо было прийти к нам с Ханной, – пробормотал Марти.

– Шутишь? Я к Ханне близко даже не подходил. Ты же знаешь, она меня расколола бы за три секунды. А такое известие об отце ее просто убило бы. Она его обожала.

– Почти так же, как ты, – кивнул Марти, откидываясь на спинку кресла, глядя на Джека, безрассудную и безответственную паршивую овцу, пьяницу, шлока, который всей жизнью пожертвовал ради любимых. Смертельно страдая за него всей душой, Марти все-таки старался добыть нужную информацию.

– Думаешь, киллер прикончил всех, кроме тебя. Почему?

– А, вот что тебя интересует. Просто догадывался, точно не был уверен, пока он в меня не выстрелил. Папа с друзьями часто уезжали, многих убивали, чем очень гордились, а я с ними был лишь однажды.

– В охотничьем домике в Брайнерде.

– Правильно. Там за конторкой администратора большой старый чердак. Последнее, что помню: папа тащил меня за руку, все на меня орали, я взглянул вверх и увидел шевельнувшуюся за толстым деревянным столбом тень. Марти, нас кто-то видел. Как говорится, все тайное становится явным.

Марти на минуту закрыл глаза, стараясь подавить эмоции, как делал на работе. Потом, когда убийцу поймают, Джек будет в безопасности, можно вытащить из памяти то, что сегодня узнал, и позволить себе реагировать, но в данный момент подобная роскошь недопустима. Он слегка удивился, что сумел так быстро и успешно справиться с собой. Возможно, Джек прав. Кто когда-то был копом, тот навсегда им и останется.

– Хорошо. Вот что сделаем. – Марти вытащил из футляра сотовый телефон, отыскал в памяти номер Джино Ролсета. – Позвоним Магоцци и Ролсету, ты повторишь все, что мне рассказал, они сделают свое дело, возьмут стрелка, потому что я не намерен оставлять тебя одного, пока его где-нибудь не запрут. Кроме того, мне самому не хочется находиться в простреливаемой зоне.

– Да? – Джек вздернул брови. – А я думал, ты хочешь покончить с собой.

– Обстоятельства переменились. Существенно переменились, старик.

Марти сообщил Джино, ответившему на звонок, где они находятся, Джек готов говорить, возможно, даст ниточку. Как только разъединился, совсем близко ударила молния, оглушительно грянул гром. Марти вскочил, и тут хлынул дождь, сорвался ветер, мстительно колотя по крыше и в дверь, которая распахнулась, ударилась в стену. Он мигом развернулся, выхватив пистолет и прицелившись в створку.