Игорь Сахновский - Человек, который знал все

Я надела на пляж свой любимый итальянский купальник, самый легкий, почти невидимый. Мне кажется, в этом раю лучше было бы носить костюмы, в которых рождаются на свет. И на пляже я впервые увидела Алекса. Может быть, головокружение, которое сразу охватило нас обоих, принесли морские волны, подбегавшие к нашим ногам?…

Алекс разительно отличался от грубых, назойливых друзей, которыми он доверчиво себя окружил. Они облепили его, как ненасытные комары. Один выведывал у Алекса выгодную коммерческую информацию, второй непрерывно подсчитывал прибыль на компьютере. А третий, калека с изувеченной ногой, в основном молчал и слушал все разговоры от начала до конца, как шпион.

Алекс был русским. Честно говоря, это меня и привлекало и возбуждало (excited). То, что я знаю о русских, не может не восхищать! Удивительный великий народ, который всегда страдал от нечеловеческой жестокости своих боссов, но, несмотря на это, создал огромное количество шедевров. Один только Питер Чайковский написал такие роскошные вещи, как «Пиковая дама», «Евгений Онегин» и «Братья Карамазовы». И таких гениальных людей, как Питер, среди русских очень много!

Стивен говорил мне, что Алекс необыкновенно богат и популярен в самых высоких кругах. Но какое это имело значение по сравнению с незаурядностью его ума! Он угадывал любые мои мысли. Мне кажется, он вообще знал все… Я видела и чувствовала, что этот феноменальный человек влюбился в меня, и не могла устоять перед напором его страсти… Мы сказали друг другу, что не расстанемся до конца жизни, хотя Алекс иногда грустно шутил, что «с концом жизни возможны неувязки». В честь нашей помолвки он подарил мне шкатулку с черным жемчугом. Немного позже я заказала сделать из него колье, которое храню как самую любимую драгоценность, хотя оно не столь изысканное, как ожерелье Cartier, которое я купила прошлой осенью.

…

Когда мы прилетели в Хитроу, я вдруг узнала, что у Алекса вообще нет никакого дома, даже самой маленькой квартиры. Я спросила, где он хранит все свои вещи, он показал пальцем на чемодан. Стало почему-то очень весело.

Алекс взял кеб, и мы поехали в Докленд. Там все было очень странно. Мы вышли возле небольшой гостиницы, и Алекс попросил таксиста подождать нас. Вещи я оставила в машине. Нам дали маленький номер на двоих. Я сказала, что хочу принять душ, но Алекс жестом остановил меня. Мы просидели в этой комнатке с полчаса, не раздеваясь, не говоря почти ни слова. Мне снова казалось, что я участвую в приключениях. Наконец, он глянул на часы, хмыкнул и сказал, что мы теперь спокойно можем уйти.

Мы вернулись к такси. Алекс как-то смущенно спросил водителя: возможно ли прямо сейчас поехать на Трафальгарскую площадь? Он всегда немножко застенчиво разговаривал с официантами и таксистами, будто чего-то стеснялся…

Так мы оказались в отеле «Трафальгар», где прожили четыре недели, не отрываясь друг от друга… Нам хотелось близости каждую секунду. С ним невозможно было заскучать. Он был одновременно смешным и романтичным. Он разувал меня, снимал чулки, целовал мои ступни и брал в рот пальцы, и я почти стонала от желания и смущения. А потом он так серьезно говорил, что надо бы мне пятки погрызть, и сразу начинал грызть, мне было щекотно, и я орала, как сумасшедшая.

… Он больше любил, когда я ласкала его руками, а не ртом. Иногда ему нравилось, чтобы я просто выдаивала его глубоко в себя, до последней капли, и мне это нравилось тоже. А самой любимой нашей лаской было обмениваться дыханием изо рта в рот, мы просто дурели от этой игры.

Один раз, после многочасовой близости, похожей на счастливый обморок, он задал странный вопрос: «Как ты думаешь, я могу тебя изнасиловать?», я говорю: «Надо попробовать!» Мы попробовали, и это было еще вкуснее. Не знаю, почему он спросил. На самом деле, он умел быть и нежным, и безжалостным в одно и то же время, и робким мальчиком, и властным, как повелитель…

У него был необычный английский. Иногда он говорил с сильным акцентом и очень забавными ошибками, а иногда, наоборот, слишком правильно и медленно, с паузами, будто, говоря, заглядывал в какую-то книгу. Вообще у него было много странностей. За неделю до своей гибели он согласился купить квартиру в Южном Кенсингтоне, даже забыв спросить о цене. При этом Алекс не догадывался купить себе новые носки и по вечерам стирал старые в гостиничных ванных комнатах.

Господи, ну почему нам досталось так мало времени? Мы не успели поговорить почти ни о чем. Я пыталась расспрашивать о России, он сочинял какие-то небылицы, только однажды ответил серьезно, я запомнила его слова: «У нас в России до сих пор не могут решить, что важнее, государство или человек, и от этого плохо и людям, и государству».

Никто никогда не баловал меня, как Алекс. Он с радостью уступал моим любым желаниям, если только это не касалось одной персоны. Я имею в виду Стива. Раза три или четыре Стив предлагал мне встретиться втроем, но Алекс даже слушать не хотел! Он мрачнел и уходил в себя. Возможно, он просто ревновал. Но у меня оставались обязательства перед Стивеном, и я не могла совсем прервать отношения. Поэтому, когда Стив назначил мне встречу на Тенерифе, я это скрыла от Алекса и просто сказала, что хочу на канарский пляж.

Я не ожидала, что он так расстроится! Он пролежал как убитый целый час с закрытыми глазами. Потом тихо спрашивает: «Зачем тебе этот советский санаторий?» Не знаю, что он имел в виду. Может быть, он догадался про Стива. Он обо всем догадывался в одну секунду. Но сказал он другое, совсем без упрека: «Тебе нужен пляж вместо дефиле, чтобы на тебя там смотрели…» Наверно, и здесь он не ошибся, мой обожаемый ревнивый Алекс.

Мне так остро запомнился еще один странный случай, за день до нашего отъезда. Мы гуляли по магазинчикам на Портобелло-роуд, и я увидела эту чудную кружевную шляпу, белую, с огромными полями. Я не могла уйти без нее… Что с ним случилось? Он просто умолял меня отказаться от покупки! Хотя в тот же день мы легко потратили три тысячи фунтов на всякие модные мелочи. Но именно эту шляпу он просил не покупать. Но это было выше моих сил! Я колебалась только потому, что за все платил Алекс. Почему я тогда ослушалась его?

В нашу последнюю лондонскую ночь он взял мое лицо в ладони и долго смотрел на меня. Нестерпимо хотелось, чтобы он овладел мною немедленно, но он только смотрел. Теперь я знаю: в ту ночь он со мной прощался.

…

Тенерифе, и в самом деле, оказался не блестящим курортом. Я почти не увидела зелени. В отеле плохо работала канализация, пахло какой-то химией. Еще более тяжелый запах стоял возле бассейна. Кажется, хлорки туда налили больше, чем воды.

На пляже было приятней, хотя мужская часть публики могла бы таращиться не столь откровенно. Мы бросали вещи на шезлонг, заходили в воду по грудь, Алекс брал меня на руки и говорил, что он поймал длинненькую рыбку. Потом я вытягивалась на его руках всем телом, закидывая голову назад, он целовал мне живот и качал на волнах, как лодочку.