Стивен Кинг - Долорес Клэйборн

Он сказал что-то, чего я не расслышала. Что-то вроде «бу-бу-бу — около — тридцати — миллионов».

«Что вы сказали?» — переспросила я.

«Что после вычета налогов у вас останется что-то около тридцати миллионов долларов».

Моя рука, державшая трубку, начала дрожать. Ноги будто кололо маленькими иголочками, как бывает, когда просыпаешься после долгого сна, и мир опять начал казаться мне стеклянным.

«Извините, — сказала я. — Должно быть, связь не очень хорошая. Мне показалось, что вы сказали «миллион».

«Я так и сказал. Вообще-то я сказал «тридцать миллионов», — клянусь, он бы засмеялся, если бы я получила эти деньги не из-за смерти Веры Донован. По-моему, он был жутко возбужден — деньги для этого типа были как электричество, подпитывали его энергией. А может, ему было действительно приятно сообщить мне эту новость и услышать ту чепуху, что я говорю.

«Не может быть», — сказала я голосом таким слабым, что сама еле его расслышала.

«Я понимаю ваши чувства. Это очень большая сумма, и, конечно, не сразу верится».

«Но это правда?» — спросила я, и на этот раз он засмеялся.

Он повторил еще раз про тридцать миллионов, и рука у меня еле держала трубку. Я начала ощущать панику — какой-то чужой голос у меня в голове повторял «тридцать миллионов долларов», но это были только слова. Когда я пыталась понять, что они значат, в голову не приходило ничего, кроме комикса Джо-младшего, где Скрудж Мак-Дак купался в бассейне, полном золотых монет. Потом я опять подумала про Сэмми Маршанта и его глаза, когда он смотрел на скалку; потом про ту женщину, что говорила по телефону о том, что христиане на нашем острове не хотят жить с убийцами. Я подумала, что они все скажут, когда узнают, что смерть Веры принесла мне тридцать миллионов долларов… и мысль об этом приводила меня в ужас.

«Вы не можете! — воскликнула я. — Слышите? Вы не можете отдать их мне!»

Теперь настала его очередь удивляться и думать, что он не расслышал. Ничего удивительного — такие, как Гринбуш, просто не могут поверить, что кто-то способен отказаться от тридцати миллионов. Я уже открыла рот, чтобы сказать ему, что он не может, что он должен все деньги отдать сиротам, когда вспомнила, что тут вообще все не так.

«Постойте! — сказала я. — А Дональд и Хельга?»

«Прошу прощения?» — спросил он с опаской.

«Ее дети! Сын и дочь! Это же их деньги, они наследники, а я всего-навсего домоправительница».

Наступила пауза, и я уже думала, что нас разъединили, когда он заговорил снова своим сухим голосом:

«Так вы не знали?»

«Не знала о чем? — крикнула я. — Я знаю, что у нее есть сын Дональд и дочь Хельга и что они могли бы хоть раз приехать навестить ее, но, думаю, теперь они не откажутся приехать и получить то, о чем вы говорите».

«Вы не знали, — повторил он. — Как вы могли не узнать это за столько лет, что вы у нее работали? Разве Кенопенски вам не говорил? — не дождавшись ответа, он сам начал отвечать на свой вопрос. — Конечно, это могло быть. Кроме заметки в местной газете, она все сумела скрыть и скрывала тридцать лет. Я не уверен даже, что были похороны, — он прервался, потом сказал с каким-то восхищением. — Она говорила о них, как будто они живы. Все эти годы!»

«Да что вы такое несете?! — закричала я на него. В желудке у меня как будто ездил лифт, а в голове кружились какие-то обрывки мыслей. — Конечно, она говорила, как будто они живы! Они живы! Он работает в страховой компании в Аризоне — Ассоциация «Голден Уэст»! А она — модельер в Сан-Франциско, в доме моды «Гэйлорд»!

Хотя… Она все время читала исторические романы, где на обложке девушки в платьях без рукавов целовали мужчин в латах, и они выпускались издательством «Голден Уэст» — на каждой из них была эта надпись. И тут же я вспомнила, что она родилась в городке под названием Гэйлорд, штат Миссури. Но раньше я думала, что ее дочь назвала свой дом моды по месту рождения матери.

«Миссис Клэйборн, — сказал Гринбуш медленно. — Муж миссис Донован погиб в автокатастрофе, когда Дональду было пятнадцать и Хельге тринадцать…»

«Я знаю это!» — перебила я, словно не хотела слушать дальше.

«…и это вызвало напряженность в отношениях между миссис Донован и ее детьми».

Я и это знала. Я вспомнила, какими грустными они приехали на остров в День Памяти в 61-м и как люди говорили, что они нигде не появлялись втроем, что было особенно странно после недавней смерти главы семьи; обычно это, наоборот, сплачивает оставшихся… хотя бывает по-разному. Потом я вспомнила еще кое-что, что рассказал мне той осенью Джимми Девитт.

«Они поссорились сразу после Четвертого июля в 61-м, — сказала я. — После этого парень с девчонкой уехали. Помню, этот хмырь — то есть Кенопенски — отвез их на материк на моторной лодке».

«Да, — подтвердил Гринбуш. — Случилось так, что Тед Кенопенски рассказал мне, о чем у них был спор. Дональд получил той весной водительские права, и миссис Донован купила ему машину. Девочка, Хельга, тоже захотела машину, и миссис Донован попыталась объяснить ей, что ей не дадут прав, пока ей не исполнится пятнадцать. Хельга говорила, что в Мэне можно получить права и в четырнадцать. Это правда, миссис Клэйборн?»

«Тогда это было правдой, — сказала я, — но сейчас установили норму пятнадцать лет. Мистер Гринбуш, машина, которую она подарила сыну… это был «корвет»?

«Да. Откуда вы знаете?»

«Должно быть, слышала где-то», — сказала я, но я слышала не свой голос, а слова Веры: «Я устала видеть, как они падают в карьер на своем «корвете» и как вода льется к ним в окна».

«Я удивлен, что она от вас скрыла, — сказал Гринбуш. — Дональд и Хельга разбились на этой машине в октябре 61-го, почти через год после смерти отца. По-видимому, за рулем была девочка».

Он еще что-то говорил, но я его еле слушала — я заполняла пробелы в своей памяти. До меня дошло, что где-то в глубине я знала, что они умерли, догадывалась. Гринбуш сказал, что они были пьяны и вели машину на скорости почти сто миль в час, когда девочка не справилась с рулем, и они слетели в карьер; он сказал, что они, скорее всего, умерли еще до того, как машина ударилась о дно.

Он сказал, что это был несчастный случай, но я знала о несчастных случаях побольше его. Вера тоже, и она, конечно, спорила не о том, можно ли Хельге водить машину. Когда Маколифф спрашивал меня, о чем мы спорили с Джо, я ответила: о деньгах, а на самом деле о его пьянстве. Люди часто спорят об одном, имея в виду другое, и на самом деле они спорили о том, что случилось с Майклом Донованом.

Она и хмырь убили его, Энди. Она никогда не попалась бы, конечно, но дети разбираются в том, что произошло в семье, куда лучше полиции. Так случилось с Селеной; и с Дональдом и Хельгой тоже. Я думала, смотрели они на Веру тогда в ресторане так же, как Селена на меня, и не знала этого.