Джозеф Файндер - Директор

Было уже почти восемь вечера. Заседание комиссии по маркетинговой стратегии невыносимо затянулось. Ник позвонил домой в перерыве и попросил Марту покормить детей. Марта сказала ему, что Джулия у своей подруги Джессики. Поэтому Ник не рассчитывал застать дома никого, кроме Лукаса.

Однако сверху доносились чьи-то голоса. Наверное, в гостях у Лукаса какой-нибудь приятель.

Ник пошел наверх, и голоса стали отчетливее. К своему удивлению, Ник узнал голос Кэсси. Что она делает здесь вместе с Лукасом?

Лестница была очень добротной и не скрипела. Шагов Ника никто не услышал, хотя дверь в комнату Лукаса и была на сей раз открыта. Испытывая странные ощущения, Ник задержался на вершине лестницы и стал слушать.

– Это больше похоже на домашнее задание по физике! – жаловался Лукас. – И вообще, откуда поэту знать, как погибнет мир?

– Ты действительно думаешь, что стихотворение о том, как погибнет земной шар? – ответил Лукасу низкий голос Кэсси.

У Ника отлегло от сердца. Выходит, Кэсси просто помогает Лукасу готовить уроки!

– Но он же пишет про огонь и лед! И про то, как погибнет мир!

– Подумай о желании и ненависти, – сказала Кэсси. – Сердце человека может пылать, а может быть холодным как лед. Не думай о земном шаре. Подумай о внутреннем мире человека. Фроста [62] Роберт Фрост (1874–1963) – знаменитый американский поэт. Обсуждаются два стихотворения Фроста. «Огонь и лед»: Одни считают: гибель мирозданья Случится ото льда, другие – от огня. Изведав страстный пыл желанья, Я с теми, кто за пыл огня. Но если миру дважды исчезать, Мне ненависти хватит, чтоб сказать, Что для уничтоженья лед Хорош И тоже подойдет. (Пер. Б. Зверева) и «Смерть работника». часто трудно понять, но он прекрасный знаток человеческих душ. Так о чем же он здесь, на самом деле, пишет?

– Наверное, о том, как легко переступить границу между любовью и ненавистью?

– Но ведь желание и любовь не одно и то же. Например, любовь к родной семье не связана с желанием. Ведь желание возникает тогда, когда у тебя нет его предмета. Желать – значит хотеть, а хотеть можно лишь того, чего у тебя нет.

– Наверное, это так.

– Подумай о старике Сайласе из второго стихотворения, которое вам задали. Он чувствует, что скоро умрет, и приходит домой.

– Только это не его дом.

– Уоррен в этом стихотворении говорит:

Это, наверное, самые знаменитые строки Фроста. Ну и о чем это – о любви или о желании?

Ник сделал несколько осторожных шагов в сторону комнаты сына. Кэсси о чем-то тихо спросила Лукаса, а тот раздраженно и громко ответил:

– Откуда я знаю?! Одни говорят то, другие – это. Могли бы уж как-нибудь и договориться!

Ник снова замер.

Кэсси рассмеялась.

– А о чем тебе говорит ритм стихотворения? – спросила она. – Читай! Сначала все строки длинные. В них много ударений. А две последние? В которых он пишет о ненависти:

Четко и ясно. Словно ставит точку. Подводит итог. Какой? О всесилии ненависти!

– Псих этот ваш Роберт Фрост, – рассмеялся Лукас. – Если рассуждать, как ты, все вроде ясно. Но ведь он начинает с огня!

– Очень многое начинается с огня, Люк. Но весь вопрос в том, чем все это кончается!..

Ник не мог решиться войти в комнату к Лукасу. Раньше он не стал бы колебаться, но теперь его сын стал совсем другим. Ник радовался тому, что Лукас разговаривает с Кэсси о своих уроках, потому что с отцом он теперь категорически не желал общаться на эту тему, да и самому Нику было теперь не помочь сыну-старшекласснику.

А вот Кэсси умудрилась найти с ним общий язык! И даже сумела разобрать с ним стихотворение. Еще бы! Медалистка…

Погромче топая, чтобы оповестить всех о своем возвращении, Ник прошел к себе в спальню, принял душ и почистил зубы.

Когда переодевшийся Ник заглянул к сыну, Лукас сидел там один и работал за компьютером.

– Привет, Люк! – поздоровался Ник.

Лукас смерил отца обычным раздраженным взглядом.

Ник хотел спросить сына, хорошо ли ему помогла Кэсси, и похвалить его за то, что он взялся за уроки, но не решился, опасаясь в очередной раз услышать, что лезет не в свое дело.

– А где Кэсси? – вместо этого спросил он.

– Наверное, внизу, – пожал плечами Лукас.

Внизу Кэсси не было ни в гостиной, ни на кухне. Ник позвал ее по имени, но не получил ответа.

«Что ж, – подумал Ник, – после того, как я рылся в ее лекарствах, она имеет полное право бродить у меня по дому».

И все-таки где она? Что она ищет?

Ник прошел через кухню и двинулся по коридору в сторону своего кабинета. Вскоре он увидел свет в открытой, как обычно, двери кабинета. За его письменным столом сидела Кэсси.

У Ника заколотилось сердце. Что она тут делает?

Он еще быстрее зашагал по ковру, заглушающему его шаги. Он шел беззвучно, хотя и не намеревался подкрадываться.

Ник заметил, что все ящики его письменного стола, кроме закрытого на ключ самого нижнего, немного приоткрыты, словно их поспешно прикрыл лазивший в них человек.

Сам Ник всегда аккуратно задвигал за собой все ящики. Он терпеть не мог, когда его письменный стол выглядел неряшливо.

Кэсси расположилась в черном кожаном кресле «Стрэттон-Симбиоз» и что-то писала в желтом блокноте.

– Кэсси!

Девушка вскрикнула и подскочила в кресле.

– Боже мой! – с трудом выговорила она, схватившись за сердце. – Пожалуйста, никогда больше так не делай.

– Извини, – сказал Ник.

– Я же полностью погрузилась в свои мысли, а ты так меня напугал… Но наверное, это мне надо извиняться за то, что я тут расселась без разрешения.

– Ничего страшного, – проговорил Ник, стараясь, чтобы его слова звучали как можно искренней.

Внезапно Кэсси начала задвигать ящики письменного стола.

– Я просто искала ручку и бумагу, – объяснила она. – Ты на меня за это не сердишься?

– Не сержусь, – выдавил из себя Ник.

– Мне пришла в голову мысль, и я должна была ее немедленно записать. Такое у меня бывает.

– Какая мысль?

– Да так… Я иногда записываю свои мысли. Может, когда-нибудь из них получится книга.

– Ты пишешь роман?

– Да какой там роман! Вся моя жизнь – роман… Ничего, что я сегодня пришла? Я звонила, но Марта сказала, что ты еще на работе, и мы поговорили с Лукасом. Он сказал мне, что ломает голову над одним стихотворением. А я как раз хорошо знаю его…

– Кажется, я помешал тебе наставлять моего сына на путь истинный.

– Не помешал. Я ему уже все объяснила, и сейчас он пишет начало доклада о современной поэзии. Мне кажется, из Лукаса будет толк.