Лев Пучков - Сыч – птица ночная

… «В этом свитере, наверно, коза есть», — растроганно пробормотал я, когда примерял обновку. То есть хотел сказать, что свитер сделан из козьей шерсти. Элен моментально извратила высказывание, ткнула меня пальцем в грудь и, злорадно ухмыляясь, заявила: «В этом свитере козел есть! Ой ха-ха…»

Стоп! Элен? Элен… Я замер на мгновение, боясь потерять внезапно обнаруженную ниточку. И тотчас же в голове заклубилось хаотичное нагромождение из обрывков отдельных воспоминаний, субъектов, событий последних дней. Как будто кто-то открыл заслонку и впустил в затхлую комнату хорошую порцию свежего воздуха.

Так-так… Сейчас, сейчас — одну минутку. Акция, Сухая Балка, Элен, Ростов, Зелимхан, это кошмарное убийство, короткая схватка на улице, какие-то морды неприятные, ни с чем не увязываемые… Что-то с моей головой творится — никак не могу выстроить хронологическую цепочку. Лень моему аналитическому приспособлению выложить стандартный логический ряд. Нужно это дело поправить! Это нехорошо, ходить с таким беспорядочным нагромождением образов и мыслей и ежесекундно морщить лоб, пытаясь выдернуть из кучи малы то, что нужно в данный момент. А я не хожу, я лежу. Все равно нехорошо! Лежать тоже надо с умом — на всякий случай. Надо выбрать какой-то эпизод в качестве отправного пункта и плясать от него. С чего начнем? С самого хорошего и приятного — так легче думать, напрягаться не надо. Самое хорошее в моей жизни — женщины. Все остальное — либо тяжелый ратный труд на грани нервного срыва, либо подготовка к этому труду. Значит, не будем напрягать затравленный негодяями организм. Начнем с Элен.

Элен — моя бывшая подружка. Мы познакомились, когда я жил в Стародубовске и трудился под руководством полковника Шведова. У нее, как и у всех моих немногочисленных пассий последней поры, тотальный комплекс шпиономании. Авантюристка. Холеная и весьма симпатичная дама, привыкла жить в свое удовольствие. Имеет богатого мужа — хромого горбатого профессора Стародубовского государственного университета. Обожает приключения и героев. Когда мы с ней общались, я выступал в амплуа сотрудника частного детективного агентства и, сами понимаете, не распространялся о специфике своей профессиональной деятельности. Только намеки и весьма двусмысленные высказывания: дескать, тайна это и все тут. Этого Элен было вполне достаточно, чтобы самовольно создать вокруг моей скромной особы этакий ореол романтичности и таинственности. Детектив — звучит загадочно. Кстати, зовут мою бывшую пассию, как и положено у нас на Руси, — Елена Владимировна. Но она требовала, чтобы ее называли на французский манер, и страшно сердилась, если кто-то по недомыслию данное требование игнорировал.

Так вот, на следующий день после акции в Сухой Балке я решил отправиться к Элен. Тот факт, что я внезапно исчез из жизни своей дамы чуть более года назад и за это время ни разу не напомнил о себе, меня, конечно, несколько смущал и являлся достаточной причиной, чтобы отказаться от визита. Но, учитывая своеобразный характер Элен и в особенности полагаясь на ту самую присущую ей шпиономанию, я надеялся выкрутиться.

Поводом для визита Элен послужили пресловутые дискеты, которые нужно было вечером отдавать господину Попцову. Я был уверен, что там нет ничего хорошего, но на всякий случай решил проверить. А то случается так, что отдашь вроде бы ненужную вещицу другому, а потом выясняется, что эта вещица вполне могла бы пригодиться тебе самому. И злоба лютая точит хрупкую душу, подрывает нервную систему: зачем отдал, блин?! Пусть бы себе лежало — есть ведь не просит.

Зная, что Элен не работает и в утренние часы, как правило, занята физической подготовкой, я собирался заскочить на пять минут, проверить дискеты на ее компьютере и тут же откланяться. Вот такой был повод.

А вообще, если без повода: я просто соскучился. Где-то неподалеку была женщина, которая целый год мне принадлежала (вернее будет сказать — безраздельно мною обладала: целый год я не знал других дам, кроме Элен, а вот за нее поручиться не могу — тонкая штучка!) и являлась составной частью моего бытия. Я даже любил ее по-своему, я их всех люблю, с кем когда-то был, и помню вечно, потому что все они отдавали мне часть себя, фрагмент своей души, а такое забыть нельзя, это было бы просто черной неблагодарностью и подлостью.

Так вот, горячка охотничьего азарта прошла, мне необходимо было отправляться по делам в Ростов, и я решил, что не имею права уехать, обделив вниманием столь внезапно покинутую мной даму. Пора было объявить, что я жив-здоров и пропал из ее жизни не по собственной прихоти, а под давлением тяжких обстоятельств.

В одиннадцатом часу утра я беспрепятственно вошел через хилую калитку во двор усадьбы профессора Вовсителье (фамилия мужа Элен), которая на европейский манер была обнесена декоративным штакетником, едва доходившим взрослому мужчине до пупка. Постояв с минуту, я зарегистрировал явное наличие характерных признаков собачачьего отсутствия (ранее Элен собаку не держала, но за год могло многое измениться) и, обойдя дом по периметру, приблизился к распахнутому окну с противоположной стороны.

Элен была по-прежнему верна своим привычкам. Эта взбалмошная светская тигрица заслуживала самого искреннего восхищения за фанатичное пристрастие к постоянному физическому совершенству. Она любила свое красивое сильное тело и вкладывала в него бездну труда.

«Базовый капитал женщины — ее тело, — как-то высказалась Элен под настроение, когда я в очередной раз после интенсивного общения восхитился ее точеной ножкой, весьма гармонично покоившейся на моем плече. — Этот капитал мало поместить в надежный банк. Нужно постоянно из кожи вон лезть, чтобы он не лежал мертвым грузом, а давал хорошие проценты…»

Из распахнутого окна на улицу плескало заводным рэпом и пряным ароматом разгоряченного женского тела. Хищно втянув ноздрями воздух, я плотоядно рыкнул и, подтянувшись, по-кошачьи запрыгнул в комнату.

Красавица моя скакала на «мощном наезднике». Сия штуковина была нововведением — год назад в этой комнате, переоборудованной под домашний спортзал, ее не было. Все остальное сохранилось в первозданном виде: шведская стенка, зеркало во всю стену, кожаный мат в углу, беговая дорожка, тренажер для гребли, разнокалиберные железяки и другие безделушки, радующие женское сердце.

«Наездник» располагался кормой к окну. Когда я оказался в комнате, Элен не сразу заметила меня и продолжала упорно мчаться навстречу вечной молодости, глядя в левый угол, где в «Супертринитроне» моторно скакали юные афро-американские пиплы, разодетые в какую-то невообразимую клетчатую рванину.