Джим Томпсон - Кидалы

Она размышляла об этом, не облекая свои мысли в слова. Когда распадается связь времен, наибольшее значение придается наименее значимым вещам. Мойра это остро чувствовала.

В результате такого бардака все начинают создавать друг другу трудности без всякой причины. И хуже всего то, что с этим ничего нельзя поделать. Человек больше не может быть самим собой. Если женщина в таком месте закажет двойную порцию виски с «прицепом», ее наверняка попросят вон. Или если она захочет гамбургер с сырым луком.

Никто уже не может шагать по жизни под звуки собственной музыки. Сейчас ее даже невозможно услышать… И она тоже не слышит ее. Музыка, которая была внутри каждого человека и которая создавала порядок в окружающем мире, была утрачена. Утрачена вместе с грубоватым, но добрым, веселым и вдумчивым человеком, который научил Мойру прислушиваться к ней.

Коул Лэнгли (Линдси, Лонсдейл). Коул Фермер Лэнгли.

Принесли ее «Сайдкар», и она быстро сделала глоток. Потом, внезапно ощутив отчаяние, выпила сразу полбокала. Ей стало лучше. Теперь можно было думать о Коуле и не плакать.

Они с Фермером прожили вместе десять лет, десять самых лучших лет ее жизни. Это было похоже на бесконечное странствие, которое вряд ли бы пришлось по душе большинству людей, но это был свободный выбор, а не необходимость. Только так с Коулом и можно было жить.

В те дни они путешествовали на поездах. Они носили что хотели; Коул обычно ходил в спецовке или в хаки, а она – в льняном платье. Когда была возможность, Коул брал две кварты кукурузного виски в бумажном пакете. Вместо того чтобы сидеть в вагоне-ресторане, они таскали с собой еду, завернутую в газеты. И всякий раз, когда поезд останавливался, Коул вылезал купить конфет, колы, печенья и прочих вкусностей.

На двоих столько еды было многовато. Коул гордился этим изобилием, но сам был довольно привередливым едоком и мало пил. Он угощал соседей и делал это так, что никто никогда не отказывался. Коул знал верные подходы к людям – цитата из Писания, строчка из Шекспира, простая шутка. Через час путешествия все вокруг уже ели, пили и веселились вместе с ними. Коул заботился о людях так, словно они были кучей детишек, а он – их заботливым отцом.

В те дни другие женщины не чувствовали ненависти к ней.

Мужчины не смотрели на нее так, как сейчас.

Дружелюбие и способность заводить друзей были торговым капиталом Фермера. В конечном счете эти качества обращались в деньги, которые он получал в банках маленьких городов с помощью серий простых, но обезоруживающих операций. Однако он всегда рассматривал получение финансового вознаграждения как результат честного обмена. Вместо денег – того, в чем не было ни смысла, ни пользы, – он предлагал большие надежды и новые жизненные перспективы. И все делалось так, что никто и не видел истинной сути происходящего. Люди уходили ободренными и воспрянувшими духом.

А что еще им было нужно? Что может быть в жизни важнее, чем надежда и вера?

Больше года они жили на полуразрушенной ферме в Миссури величиной в шесть акров, на каменистой суглинистой земле, в простом деревянном доме с туалетом на улице. Лучше времени вместе у них не было.

Туалет был с двумя отверстиями, и иногда они проводили там целые часы. Они подсматривали за случайными прохожими, шедшими по изъезженной дороге из красной глины. За птицами, которые скакали по двору. Тихо разговаривали или читали старые газеты и журналы, которые грудой валялись в углу.

– Гляди-ка, Мойра, – говорил он, указывая на рекламу. – Цена мяса за последние десять лет выросла на двадцать три цента за фунт, а цена угля – на один с половиной. Такое впечатление, что продавцы угля решили уважить покупателя.

– Да. – Она не всегда знала, как ему отвечать, говорит ли он просто так или серьезно.

– А может, и нет, – продолжал он, – если вспомнить, что мясо обычно продается на фунты, а уголь на тонны.

Иногда она попадала в точку; например, когда Коул заметил, что четверо из пяти врачей принимают аспирин – и что она об этом думает?

– Пятому повезло, – ответила она. – Он единственный, у кого не болит голова.

Коул был очень ею доволен.

Их ужасно веселила реклама. Даже много лет спустя, глядя на какое-нибудь простое объявление, она могла от души расхохотаться.

Пропало желание?.. Устали от микробов?.. Научиться танцевать может каждый!

Даже сейчас ей было смешно это читать. Но теперь к смеху примешивалась горечь. С Коулом они смеялись по-другому.

Однажды он пытался вытащить журналы из-под низа стопки, стопка упала, и под ней обнаружилась маленькая деревянная коробочка с дыркой посредине. Детский туалет.

Мойра сказала что-то насчет того, как он забавно выглядит. Но Коул продолжал таращиться на него остекленевшими глазами, рот его болезненно искривился. Потом он повернулся к ней и прошептал:

– Могу поспорить, они убили ребенка и похоронили его прямо тут, под нами…

Она в ужасе застыла, не говоря ни слова. Она сидела, не двигаясь, молча глядя на него, и Коул воспринял это молчание как согласие. Он продолжал говорить, тихо и гораздо более убедительно, чем обычно. И скоро реальность вокруг них исчезла, остался лишь ужас, который создал он, а она сидела и кивала, соглашаясь с тем, что он говорит.

Дети не должны жить в этом мире. Да, детей нужно убивать при рождении или вскоре после него. Это лучшее, что можно для них сделать. Только так и больше никак можно избавить их от бесполезной пытки, от жестоких бесчеловечных мучений, от бессмысленного злого хаоса, который и есть жизнь на планете Земля.

Подсознательно она понимала, что впервые в своей жизни видит его истинное «я», что веселый и общительный Коул – только тень, за которой скрываются его истинные убеждения. Подсознательно она хотела закричать, что он не прав, что нельзя все абсолютизировать и что за реальным человеком порой скрывается лишь тень.

Но у нее не хватало слов, чтобы выразить эти мысли, она не умела связать их в одно. Они бессознательно бродили в ней, неуправляемые и неоформленные, а Коул тем временем, как всегда, был чрезвычайно последователен. И в конце концов он ее убедил. Она согласилась со всем, что он сказал.

И вдруг он стал осыпать ее проклятиями. Она тоже обманщица! Лицемерка! Не может ничего сделать ни для себя, ни для других, потому что сама ни во что не верит!

С того дня Фермер переменился. Они уехали из захолустья в Сент-Луис, и когда он не бывал мертвецки пьян, то спешил накачаться пивом. У них был приличный запас денег; точнее, он был у Мойры. Тайно, как и многие жены – хотя она не была его официальной женой, – она годами копила деньги. Но та серьезная сумма, которую она скопила, ушла бы за месяц, если бы до нее добрался Коул, а потому, как она считала, оставался только один выход. Она занялась проституцией.