Брайан Фриман - Казино Шахерезада

– Понятно, – ответила Серена. Вид у нее был такой, словно она вот-вот взорвется.

Аманда удивленно смотрела на нее, она не предполагала, что Серена, всегда холодная и невозмутимая, может выйти из себя.

В кармане ее куртки заверещал мобильный телефон. Она извинилась, вышла из кабинета, нырнула в соседнюю пустую комнату и открыла телефон:

– Гиллен слушает.

– Это Лео Риччи.

Аманда опустилась на стул, горячий от жары.

– Сочувствую вашему горю, мистер Риччи, – промолвила она.

– Прекрати. Я не нуждаюсь в вашем сочувствии! – рявкнул Риччи, задыхаясь от злобы.

– Мы не могли бы с вами встретиться? Помогите нам, иначе этот парень продолжит убийства.

– Мне нечего вам сказать. Прошлое меня не интересует, я его давно забыл. То, что случилось с Джино, – мое личное дело. И сукин сын Уайлд за это заплатит. Я звоню для того, чтобы сообщить вам: найдите его как можно быстрее.

– Да?

– Да. Потому что теперь его буду искать и я.

Блейк выдохнул облако едкого сигаретного дыма, оно обволокло его лицо, затем начало медленно подниматься. Он взял бокал с кисло-сладкой «Маргаритой», смахнул с его края соль. Вообще-то напитки с лимоном, которые так любили туристы в Канкуне, ему не нравились. Он предпочитал пиво и шотландское виски. Однако рыжеволосый адвокат из пригородной ассоциации юристов, занимающихся делами о банкротствах, с мешками под глазами, значком со своей фамилией на рубашке и бокалом «Маргариты», не привлечет к себе ничьего внимания. Кого заинтересует подвыпивший крючкотвор, заигрывающий с двадцатилетней официанточкой?

Он сидел за круглым столом в зале бара «Лаймлайт», в последнем ряду. Со всех сторон его сжимали посетители, они гремели льдом в бокалах, громко разговаривали и кашляли. В приглушенном свете низко висящих ламп, в суете, толчее, мелькании фигур разобрать лица было трудно, однако уже до начала выступления он успел заметить охрану. Два огромного роста детектива теснились за столиком напротив сцены, явно чувствуя себя не в своей тарелке в цивильных костюмах и туго завязанных галстуках. Изящный невысокий латиноамериканец-полицейский с зачесанными назад густыми волосами и приклеенной улыбкой маячил позади него, почти у входа, ежеминутно обводя присутствующих острым взглядом. Иногда он проходил так близко, что Блейк мог коснуться его. У стен напротив стояли мордовороты из «Премиум секьюрити». Блейк знал их. Гориллоподобные особи – центнер мышц и мозг с грецкий орех. Шутки ради Блейк приветливо махнул одному, тот недоуменно уставился на него, но не узнал. Блейка разобрал смех.

На сцене появилась Клэр. Было уже за полночь, начиналось ее второе выступление. Музыка Блейка не интересовала, но голос Клэр ему понравился – очень подходящий для стиля кантри, чуть хрипловатый, с нотками печали, он вызвал у него воспоминания о страданиях, перенесенных им в мальчишеском возрасте. В тот мрачный уголок своей души Блейк заглядывал редко, и голос Клэр словно вводил его в тайные глубины, заставлял поверить в то, что входить туда нужно чаще, а потери лишь усиливают волю к жизни и жажда обладать прекраснее самого обладания.

В последнее Блейк не верил.

Он вспомнил свою приемную мать, Бони Бертон. Даже сейчас при одной мысли о ней мурашки поползли по телу. Ему страшно было думать, что тогда он любил ее и старался удовлетворять. Своего приемного отца Блейк ненавидел даже больше, поскольку тот все видел и не пытался помешать Бони. Поначалу Блейку нравилось наставлять ему рога. Он и сейчас иногда ощущал прикосновение ее рук. И всегда испытывал злобу вперемешку со сладострастием. Ему было противно от одного сознания, что она имела над ним полную власть. Бони часто говорила, что у нее не было лучшего любовника, чем он, она никогда не причинит ему зла и ее тело принадлежит ему. Тело рыхлое, с обвислыми грудями и животом, громадным как подушка.

Однажды она заявила ему, что было бы неплохо, если бы он убил приемного папашу. Тогда бы они могли полностью наслаждаться друг другом. Того самого папашу, бессильного слизняка, либо до смерти напуганного женушкой, либо действительно безразличного к тому, что происходит в спальне.

Блейк согласился, умолчав, разумеется, что дополнит ее собственным содержанием – убьет их обоих. Месяцем позже, ночью, он стоял во дворе и смотрел, как огонь пожирает дом вместе со связанными в нем обитателями.

В его памяти вдруг всплыл мальчик из Саммерлинга, Питер Хейл. Тогда Блейк получил урок: он не камень и ярость может прийти внезапно и ослепить его. В тот день он долго смотрел, как мальчик играет, бьет по мячу, и тот, отскакивая от ворот гаража, возвращается к нему. Бац-бац, бац-бац. Стук мяча гипнотизировал Блейка. Ну что может быть проще – минуту понаблюдать за мальчиком, улыбнуться, затем выйти из машины, перерезать горло Линде Хейл и вернуться. Даже задержаться возле мальчика, ударить пару раз по мячу и расхохотаться вместе с ним. Неожиданно он поймал себя на том, что не может оставить мальчика без матери. Он неподвижно сидел в автомобиле, а мячик все стучал. Бац-бац, бац-бац. Мальчик был счастлив. У него было все, о чем он мог мечтать. То, чего лишен Блейк. Непонятно за что. Мальчик, жизнь которого не коверкала Бони, а настоящую мать не раздевали и не убивали в Лас-Вегасе. В нем точно торнадо поднималась злоба. Она захлестнула его. Вспыхнула безотчетная зависть. Отвращение. Костяшки пальцев, сжимавших руль, побелели. Казалось, еще немного – и он сломает его. Ненависть к мальчишке разрывала Блейка. Не раздумывая и не колеблясь, он включил передачу и, набирая скорость, понесся прямо на мальчика. Он хотел втереть его в асфальт, размазать, превратить в ничто. Потому что ничто может стать благословением.

Воспоминания отхлынули. Блейк заморгал. Он понял, что слишком увлекся и не концентрируется на деле. Память увела его в сторону. Блейк посчитал, что во всем виноват голос Клэр, пьянящий и чарующий, негромкий и ленивый, но проникавший в самое сердце.

Он приказал себе сосредоточиться и прошептал:

– Амира.

Следует поторапливаться. Он уже не раз смотрел шоу Клэр и знал, что ей осталось исполнить всего три песни. Надо идти немедленно, иначе он не сможет выбраться из толпы ее потных поклонников, локтями пробивающих себе дорогу к выходу. В эти несколько минут Клэр остается одна, без прикрытия. Она уходит за кулисы без охраны и полицейского сопровождения.

Он знал, как все сделает. Клэр сама ему в том поможет.

Когда она закончила последнюю песню, «Еще один момент» Минди Смит, Блейк, не дожидаясь, пока смолкнут аплодисменты, поднялся и, лавируя меж столов, заторопился к ближайшей двери. Он был в легкой спортивной куртке, рубашке с галстуком, джинсах и дорогих туфлях. Оказавшись в зале казино, он на ходу затушил окурок сигареты о первый попавшийся игральный автомат и продолжил путь к стеклянному выходу, напротив которого находилась автостоянка с тремя рядами припаркованных горизонтально автомобилей. Слева тянулся Баулдер-Стрип. Последним в правом ряду был его темно-серый седан. Вскочив в него, Блейк мог в считанные секунды вырваться на автостраду и затеряться в потоке машин.