Дэниел Силва - Властитель огня

– Это конец, – сказал Габриэль. – Последний раз. После этого – всё.

– Боюсь, это конец для нас обоих, – сказал Шамрон. – Ты вернешься домой, и мы вместе будем стареть.

– Мы уже постарели.

Шамрон передернул плечами.

– Но еще не слишком – мы можем провести последнюю битву.

– Посмотрим.

– Если тебя подстрелят, не медли. Исполни свой долг.

– По отношению к кому?

– Ко мне, конечно.

Габриэль развернул шлюпку и стал выводить ее из гавани. Он раз оглянулся и увидел, что Шамрон неподвижно стоит на набережной, подняв в прощальном жесте руку. Когда Габриэль обернулся вторично, старика уже не было. А «Верность» тронулась в путь. Габриэль прибавил скорости и последовал за ней.

Марсель

Через двадцать четыре часа после того, как «Верность» прибыла в Марсель, Габриэль уже ненавидел вход в многоквартирный дом номер 56 по бульвару Сен-Реми. Он ненавидел самую дверь. Ненавидел ручку и раму двери. Ненавидел серый камень дома и железные решетки на окнах первого этажа. Он возмущался всеми, кто проходил мимо него по тротуару, особенно мужчинами – с виду арабами лет тридцати с половиной. Однако еще больше презирал он других жильцов дома – благородного джентльмена в блейзере от Кардена, занимавшегося юриспруденцией в конторе выше по улице; седовласую даму, чей терьер каждое утро первым делом испражнялся на тротуаре; и женщину по имени Софи, которая зарабатывала тем, что ходила за покупками, и была немного похожа на Лию.

Они сидели у экрана по очереди – час смотрели, два часа отдыхали. Каждый держался при этом по-своему. Иаков курил и, насупясь, смотрел на экран, словно силой воли мог заставить Халеда появиться на нем. Дина сидела в задумчивости на диване салона, скрестив ноги, положив руки на колени и застыв в неподвижности, – лишь постукивала по колену правым указательным пальцем. А Габриэль, привыкший часами стоять перед предметом своего поклонения, медленно расхаживал перед экраном, прижав правую руку к подбородку, поддерживая правый локоть левой рукой, склонив на бок голову. Появись вдруг на «Верности» Франческо Тьеполо из Венеции, он сразу узнал бы Габриэля по этой позе, ибо именно в такой позе Габриэль размышлял, закончена ли работа над картиной.

Смена машин с сыщиками вносила приятное разнообразие в скукоту наблюдения. Ayin улучшили распорядок, и теперь машины сменялись по четко отработанному графику, как в балете. Сменная машина подходит к платной стоянке с юга. Старая машина пятится со своего места и уезжает, а новая машина въезжает на ее место. Как-то раз два Ayin намеренно стукнулись бамперами и весьма убедительно закричали друг на друга, устроив перебранку для возможных наблюдателей со стороны противника. Всегда на несколько секунд возникало напряжение, когда старая камера прекращала работу, а новая еще не включалась. Габриэль давал указания о необходимой смене угла и фокуса, и работа налаживалась.

Сам Габриэль оставался узником «Верности», Дине же и Иакову он велел вести себя, как обычные туристы. Он дежурил у экрана по две и по три смены, чтобы они могли поесть в ресторане на набережной или прокатиться по дальним районам города на мотоцикле. Иаков в разное время дня ездил по дороге отхода, чтобы ознакомиться с потоками транспорта. Дина отправлялась делать покупки в один из бутиков на пешеходных улицах или, надев купальный костюм, загорала на кормовой палубе. На ее теле остались следы кошмара на Дизенгофф-стрит – толстый красный рубец на правой стороне живота и длинный неровный шрам на правом бедре. На улицах Марселя она скрывала их одеждой, а на борту «Верности» и не пыталась утаить это от Габриэля и Иакова.

Ночью Габриэль установил трехчасовую смену, чтобы те, кто не сидел у экрана, могли выспаться. Он очень скоро пожалел о своем решении, так как три часа казались вечностью. Улица замирала. Каждая фигура, мелькавшая на экране, казалась возможным объектом. Стремясь разогнать скуку, Габриэль перешептывался с офицерами, дежурившими на эспланаде перед Дворцом правосудия, или будил дежурного в Оперативном отделе на бульваре Царя Саула под предлогом, будто ему надо проверить связь с сателлитом, а на самом деле – просто, чтобы услышать голос из дома.

Дина сменяла Габриэля. Как только она усаживалась в позе йоги перед экраном, он возвращался в свою кабину и пытался уснуть, но перед его мысленным взором вставала дверь того дома; или он видел Сабри, шагавшего по бульвару Сен-Жермен, держа руку в кармане своего любовника; или арабов из Бейт-Сайеда, уходящих в изгнание; или Шамрона на берегу моря в Сардинии, напоминавшего ему о необходимости исполнить свой долг. А иногда Габриэль начинал сомневаться, обладает ли он еще запасом хладнокровия, необходимого для того, чтобы подойти на улице к человеку и всадить в его тело довольно много разрывающего плоть металла. В такие минуты самоанализа он начинал надеяться, что Халед никогда больше не появится на бульваре Сен-Реми. А потом перед ним представали руины посольства в Риме, вспоминался запах горелой плоти, витавший в воздухе, как души мертвецов, и он видел Халеда мертвым, великолепным и изящно застывшим, как в исполненных страсти творениях Беллини. Он убьет Халеда. Халед не оставлял ему выбора, и за это Габриэль ненавидел его.

В четвертую ночь он не спал вообще. В семь сорок пять утра он встал с кровати, чтобы быть готовым к своему восьмичасовому дежурству. Он выпил в кубрике кофе и уставился на календарь, висевший на дверце холодильника. Завтра – годовщина падения Бейт-Сайеда. Сегодня – последний день. Он прошел в салон. Иаков, окутанный сигаретным дымом, смотрел на экран. Габриэль похлопал его по плечу и сказал, чтобы он поспал пару часов. Он постоял несколько минут, допивая кофе, затем принял свою обычную позу – правая рука подперла подбородок, левая поддерживает правый локоть – и заходил по ковру перед экраном. Адвокат вышел из двери в восемь пятнадцать. Дама появилась десятью минутами позже. Ее терьер опорожнился специально для камеры Габриэля. Последней вышла Софи – копия Лии. Она приостановилась на минуту перед дверью, достала из сумочки солнечные очки и красиво поплыла куда-то.

– Вы выглядите ужасно, – сказала Дина. – Отдохните остаток ночи. Мы с Иаковом подежурим за вас.

Был ранний вечер; в гавани царила тишина – лишь французская поп-музыка доносилась с другой яхты. Габриэль, зевая, признался Дине, что почти не спал – если спал вообще – со времени их приезда в Марсель. Дина посоветовала ему что-нибудь принять.

– А если Халед появится, когда я буду лежать поленом у себя в каюте?

– Возможно, вы правы. – Она уселась, скрестив ноги, на диване и устремила взгляд на экран телевизора. Тротуар на бульваре Сен-Реми был заполнен вечерними пешеходами. – Но почему же вам не спалось?