Скотт Туроу - Презумпция невиновности

Раковина полна мыльной пены. Специальный порошок легко смывается со стакана, слышится только серный запах. Я досуха вытираю последний стакан полотенцем и начинаю укладывать набор в коробку. Лип молча заворачивает стаканы в бумажные салфетки.

– Вот так… День за днем жена думает об одном – как убить ту, другую. Эта мысль не покидает ее ни во время приступов злости на мужа, ни в минуты жалости к самой себе. Затем в цепочке размышлений жены появляется новое звено: муж должен обо всем узнать. Узнать, но при этом не питать иллюзии, что убийство совершено случайно, в силу стечения каких-то обстоятельств.

Это становится для нее наваждением – убить, и чтобы он знал, кто убил. Но как это сделать? Интересная задачка для женщины, которая способна производить в уме самые сложные расчеты. Не может же она просто рассказать ему обо всем. Во-первых, потому что она собирается уехать, и во-вторых – что более существенно, – мужу это может не понравиться. Более того, вдруг он заявит в полицию? Надо лишить его этой возможности. Как же лучше поступить?

К счастью, выход есть. Можно с уверенностью предположить, что расследовать убийство будет муж. Он любимчик окружного прокурора. Именно ему придется собирать вещественные доказательства, ему и его дружку, выдающемуся сыщику Липранцеру. По ходу дела муж обнаружит, что улики оборачиваются против него самого. Он знает, что ни в чем не виноват, знает, чей это стакан и к кому могла попасть его сперма. Но кто в это поверит? Он поцелует ее окровавленную руку в знак преданности и будет страдать от одиночества, когда она уедет. Когда той женщины не станет и она сможет решить, как им жить дальше.

В конце концов преступление останется нераскрытым и публика постепенно успокоится. Она должна так осуществить свой замысел, чтобы только один муж понял, что произошло на самом деле. Поэтому происшествию надо придать видимость изнасилования. Ну и один из этих стаканов тоже пригодится…

Лип слушает разинув рот. На его лице ужас и изумление.

– В стакан, как этот, ронял слезы ее муж в тот вечер, когда признался ей в своей измене. Размазня и эгоист, он мучил ее правдой и плакал, потому что стаканы у них дома такие же, как у той женщины. Да, стакан будет как визитная карточка, думает она. Это самый простой и наилучший способ сделать так, чтобы он знал, кто убийца. И вот однажды вечером, когда он допил пиво, она прячет стакан, из которого он пил. Теперь на нем его отпечатки пальцев.

А по утрам она вынимала из своего влагалища противозачаточный колпачок и аккуратно собирала в целлофановый пакетик оставшиеся там сгустки спермы мужа. Пакетик, как я полагаю, хранила в подвальном холодильнике.

Так вот она готовилась к первому апреля. Забавно, не правда ли? Поделом ему, ха-ха!

За час до выхода из дома она делает телефонный звонок. Муж дома с сыном. Если бы Стерн стал доказывать, что Барбара могла быть дома, когда я звонил Каролине, то Нико возразил бы, что разговор по аппарату в ее кабинете на первом этаже не слышен…

– Погоди-погоди, – останавливает меня Лип. – Я совсем запутался. Кто звонил-то? Ведь не ты, как думал Делягарди? Значит, она?

– Она. За час до происшествия, ни раньше ни позже.

– А ты, выходит, раньше звонил, до нее?

– А я до нее.

– М-м-м… – мычит Лип, вспоминая, несомненно, тот апрельский день, когда я в порядке одолжения попросил в обход правил не запрашивать телефонную компанию о звонках по моему домашнему телефону. – М-м-м, – повторяет он и хохочет. Мы все такие, какие есть. Детектив Липранцер удовлетворен, что не ошибся, подозревая меня в уловке. – Так, значит, она в тот вечер звонила?

– Звонила.

– Зная, что ты звонил до нее?

– Не уверен, что она знала. Подслушать она меня не могла. И все-таки я предполагаю, что она знала. Один раз я оставил записную книжку открытой на странице с телефоном Каролины. Барбара не могла не заметить этого. Она внимательна к мелочам. Так или иначе она должна была позвонить Каролине.

– И что она ей сказала, как ты думаешь?

– Не знаю. Вряд ли что-нибудь существенное. Может, просто попросила разрешения зайти.

– Зашла и убила, – задумчиво произнес Лип.

– И убила… Но сначала забежала в университет, отметила свой приход. Убийце нужно алиби. Барбара это твердо усвоила. Затем поехала к Каролине. Та уже ждала ее. Приехала, завела разговор о том о сем, а когда Каролина отвернулась, ударила ее по голове металлическим предметом. Не знаю, как он называется, но в дамской сумке он поместился. После этого она связала жертву – веревку она предусмотрительно прихватила из дома – и поставила стакан с отпечатками моих пальцев на барную стойку. Затем приступила к операции, о которой вычитала из книжек по искусственному осеменению. Достала шприц и впрыснула Каролине содержимое целлофанового пакетика. Уходя, она оставила окна и дверь открытыми.

Расследование уголовного дела – гораздо более сложная вещь, чем думала Барбара. Существуют способы добывания улик, о которых она и не подозревала. Например, анализ волос, волокон, ворсинок. Поэтому она порядком наследила на месте преступления. Оставила несколько ворсинок от своего ковра, упавших с подола ее юбки, и три-четыре собственных волоса. Помнишь, эксперты не придали значения женским волосам, которые не принадлежали хозяйке квартиры? Далее, она не предполагала, что анализ спермы будет проведен очень тщательно. Барбара понятия не имела о регистрации телефонных разговоров и была крайне удивлена, что ее звонок Каролине тоже был зафиксирован. По неосторожности она прикоснулась к стакану пальцем – отсюда третий отпечаток рядом с моими двумя. Словом, улик против нее накопилось немало. И разумеется, ни одна живая душа не знала, что маточные трубы у Каролины перевязаны.

Но жизнь не математическая формула. Она внесла свои коррективы в планы Барбары. Ее муж, слюнтяй и размазня, попал в беду и не знает, по чьей вине. И совершенно неожиданно она вдруг начинает испытывать к нему жалость. Реальность повергает ее в ужас. Она уже готова сказать всю правду, чтобы спасти его. К счастью, этого не потребовалось. Все кончается благополучно. Но по-настоящему счастливого конца в жизни, как правило, не бывает. То, что произошло, – страшная трагедия. Несмотря ни на что, теперь между ними всегда будет стена – то, что она сделала. Есть вещи, которые она не сможет сказать ему. Есть вещи, которые он не сможет сказать ей. И хуже всего, что она при воспоминании о своем безумстве чувствует невыносимое бремя вины. Ну как? Хочешь еще пивка?

– Нет, сэр. Душа требует чего покрепче.

Лип споласкивает свой стакан под краном и укладывает в коробку. Я наливаю ему виски.

– И как же ты до этого додумался?