Борис Терехов - Помойник

— Ни золота, ни бриллиантов, ни иностранной валюты. Монгольских тугриков и тех нет. Если бы я нашел хоть чего-нибудь из этого, то давно бы отсюда уехал. Не сидел бы здесь с тобой на кухне, — усмехнулся я.

— Ясно. Получается, что куда делись все его накопления по-прежнему неизвестно.

— Получается, что да.

— Но ты не думай, я ни на что не претендую. Мое дело сторона. Мне интересно чисто по-человечески, — положа руку на грудь, проникновенно произнес Марек. — Понимаешь, Володя, на полигоне у Виктора была сторожка. Но в ней он тоже не хранил никаких ценностей. Там никто ничего не находил. Ведь у нас ничего нельзя утаить. Все следят друг за другом. Теперь вот люди косятся на тебя. Ты живешь в его квартире. Стало быть, имеешь возможность исследовать в ней каждый закуток.

— Заинтриговал ты меня, Марек, — заметил я. — Но неужели раньше никто не пытался искать в его квартире эти сокровища? До моего приезда. Ни за что в это не поверю.

— Пытались, и не раз. Каюсь, не уследил.

— Сам-то ты искал?

— Гм, прости. Был грех. Но поверхностно. И не ради денег, ради спортивного интереса, — потупившись, признался он.

— Ну и ладно.

— Твой дядя, Володя, был мастак придумывать разные загадки. Вот мне и хотелось разгадать, куда он спрятал свои капиталы.

— Вполне невинное желание, — согласился я и попросил: — Кстати, расскажи, как он умер?

— Со смертью Виктора тоже не все до конца ясно, — помедлив, произнес Марек. — Остался ночевать в своей сторожке на полигоне. Утром его нашли возле нее мертвым. Тело было сильно изуродовано. Почти до неузнаваемости.

— Жалко человека.

— Не то слово, — вздохнул он. — Столько лет мы были с ним добрыми соседями.

— Между нами, дядя выпивал?

— Случалось иногда. Но он не злоупотреблял и никогда не напивался до потери памяти.

— Так что с ним там случилось?

— Сложный вопрос. По факту его смерти проводилось милицейское расследование. Проводилось, правда, кое-как, спустя рукава. Какими-то зелеными стажерами.

— Понятно, — протянул я. — Но они до чего-нибудь докопались?

— По существу, нет. Вынесли заключение, что причиной его смерти явился несчастный случай при невыясненных обстоятельствах. Главное у нас как? Написать бумагу и отчитаться перед начальством. Остальное — не важно. Вот. Похоронили Виктора, стало быть, на местном кладбище. Администрация полигона выделила деньги. И поселковая администрация выделила деньги.

— Надо будет сходить на кладбище, — сказал я. Давно бы мне следовало это сделать, подумал я. Сходить в впервые же дни моего приезда на кладбище к дяде Виктору. — Покажешь мне его могилу?

— Покажу, — пообещал он. — О чем разговор? Но давай лучше потом. Когда сойдет снег.

— Марек, а ты не считаешь, что моего дядю убили?

— Кто знает? Возможно, — ответил он, почесав в затылке. — Но Виктора у нас уважали и побаивались. К тому же он был крепкий мужик. Любому умел дать достойный отпор.

— Для убийства это не преграда. Потом ради денег некоторые готовы сейчас пойти на все.

— Так-то оно так, Володя. Но очевидцы рассказывали, что когда нашли твоего дядю, на его лице застыла гримаса ужаса. Да такая гримаса, что у них самих побежали мурашки по коже. Вероятно, перед смертью Виктор чего-то до жути испугался.

— Не соврали ли твои очевидцы? — усмехнувшись, спросил я. — Что могло испугать его на свалке? Ты же сам говорил, что он был на ней полновластным хозяином.

— Ну, мало ли… — замялся Марек. — Слушай, мне вчера принесли с полигона несколько банок просроченного компота. Знакомые бомжи постарались. Хочу сегодня поставить на ночь с ним брагу. Из такой браги иногда получается изумительный самогон.

— Ты прямо как Менделеев.

— Менделеев и есть. Впору с лекциями выступать. Вообще у меня самогон всякий раз получается неповторимый. С разным вкусом и крепостью. Причина тому во множестве факторов. Всех сразу и не перечислишь.

— Марек, куда это тебя понесло? Твой самогон меня сейчас совершенно не волнует, — заметил я. — Почему ты не отвечаешь, что могло испугать моего дядю на свалке?

— Да потому, Володя, что мне самому ничего толком не известно, — отозвался он.

— Но какие-то предположения у тебя все же имеются?

— Имеются. Но ты вряд ли примешь мои слова всерьез.

— Давай не тяни кота за хвост, — поторопил я.

— Будь по-твоему. Я считаю, что в смерти Виктора повинен Помойник. Без него тут никак не обошлось.

— Гм, Помойник? Как же, помню. Мне о нем говорила Шура и еще продавщица Юля. Но это всего лишь ваше поселковое суеверие.

— Володя, ты не совсем прав. Помойник — не суеверие. Помойник — вполне реальное существо, обитающее на нашей свалке, — сказал он.

— Брось заливать, Марек!

— Я не заливаю. Мне ничего не известно о его происхождении. Но, по-моему, это дух свалки. Настоящий ее хозяин.

— Ты, наверное, шутишь? — кашлянув, поинтересовался я.

— Нисколько. Новое время породило новое существо.

— Но сам-то ты его видел?

— К счастью, не доводилось, — понизив голос, произнес Марек. — Но зато его видели другие люди. Бомжи и кое-кто из наших, поселковых. Говорят, что это такое отвратительное создание. Брр. Ни в каком кошмаре не приснится.

— Охотно верю, что он не секс-символ.

— Не смейся, Володя. Это не смешно, — поморщился сосед. — Потом, очень показательный пример. Раньше бомжи не покидали свалку круглые сутки. Спали там. Чтоб быть рядом с местом работы. Теперь же они предпочитают ночевать за ее пределами. Уходят в ближайший подлесок. Знаешь, почему?

— Почему?

— Они боятся Помойника, — чуть ли не прошептал Марек. — Не приведи Господи, столкнуться с ним в ночную пору. Мало, кто после этого, остался в живых. Но принято считать, что погибли они в результате невыясненного несчастного случая. Так-то. Поэтому, Володя, не вздумай ночью ходить на мусорный полигон.

— Как скажешь, Марек. Впрочем, я и днем-то туда не хожу. Что же там делать ночью — и вовсе ума не приложу, — резонно заметил я.

— Ты лучше не зарекайся заранее. В жизни могут возникнуть разные обстоятельства.

— Думаешь, что у дяди возникли именно такие обстоятельства?

— Не обязательно. С Виктором совсем другая история. По моему мнению, он не случайная жертва. Помойник охотился за ним. Он хотел всем показать, кто является на свалке истинным хозяином. Смерть Виктора была предрешена, — сказал он, посмотрел на часы и заторопился домой. — Как поздно. Засиделись мы с тобой.

Оставшись один, я убрал со стола грязную посуду и принялся ее мыть в раковине.

Мой сосед Марек не производил впечатления любителя поесть. Напротив, имел худую и поджарую фигуру человека, привыкшего ограничивать себя в питании. Между тем, он съел у меня все, что можно было только съесть. Как-то: солянку по-грузински, курземес строганов с отварным картофелем, блюдце зеленого горошка, банку латвийских шпрот, все оливки — некоторые из них с косточками — батон белого хлеба, триста грамм голландского сыра и выпил сырыми три мои последние куриные яйца. Кроме того, прикончил весь украинский извар.