Андрей Троицкий - Раскрутка

– До сих пор поражаюсь, как Ольга могла жить с такой мразью, с таким жалким ничтожеством, как ты. Господи, что за народ бабы.

Он плюнул на пол, засунул за пояс пистолет и вышел из кабинета, плотно прикрыв за собой дверь. Несколько минут Гвоздев просидел неподвижно. Наконец нашел силы подняться, открыл дверцу сейфа и выставил на стол початую бутылку коньяка и стакан. Он выпил две добрые порции и только тогда почувствовал, что внутренняя дрожь прошла, сердце забилось ровнее, спокойнее.

Только сейчас он понял, почему физиономия Перцева показалась ему знакомой. Эту рожу он видел на фотографии, которую показывал майор милиции Девяткин. Значит, любовник жены, помимо всего прочего, еще и уголовный элемент. Ну, это и так понятно. Он с такой скоростью достает оружие и тычет дулом в лицо собеседника, что можно не сомневаться: это законченный бандит с богатым опытом. Наверное, кого-то грохнул. Вот и разыскивает милиция. Да, жаль. Жаль, что этот «кто-то» не Ольга Петровна. Минуту Гвоздев раздумывал о том, не позвонить ли на Петровку. Решив, что это не самая удачная идея, он встал перед зеркальцем, стер гигиенической салфеткой кровь со щеки. Затем запер конверт с фотографиями в сейфе и позволил себе еще одну порцию коньяка.

Дима Радченко, заканчивая ужин в ресторане «Тройка», уныло пилил ножом подметку солдатского сапога, которая в меню почему-то значилась как «вырезка говяжья в панировке». Прерывая свое занятие, он поглядывал на стены и старинный сводчатый потолок ресторана, расписанные Олегом Петрушиным. Такая живопись – сюжетная, слишком яркая, стилизованная под народный лубок – Радченко не по вкусу. Кажется, будто сидишь не в кабаке, а внутри огромной палехской шкатулки, как чертик в коробке. И совсем скоро из этой шкатулки тебя вытряхнут, как оловянного солдатика или другую безделушку. И полетишь ты, болтая ногами, к чертовой матери или куда подальше.

– М-да, – сказал Радченко. – Как-то это все…

На правой стене богатый купец в расшитом золотом сюртуке сватал молодую нарумяненную девку с длинной косой, одетую в сарафан и высокий кокошник. На другой стене по синей глади волшебного озера плыли белые лебеди с неестественно длинными шеями и красными клювами. На потолке удалой ямщик гнал неизвестно куда сквозь снежные просторы, сквозь ровную, как бильярдный стол, степь, тройку лошадей бурой масти.

– А может, это и неплохо? – вслух спросил Радченко.

– Чего? – переспросил сидевший напротив сыщик Игорь Тихонов. На горячее он взял грибы с картошкой и луком, запеченные в горшочке, и, кажется, остался доволен выбором. На эстраде играла музыка, какие-то местные самородки, одетые в русские национальные костюмы, исполняли песни в стиле ретро. – Чего ты там шепчешь?

– Я говорю, может, вся эта мазня, – Радченко обвел взглядом потолок и стены, – все эти художества – как раз в тему? Может, в этом есть какая-то изюминка?

– Ты посмотри, сколько тут народа в будний день, – ответил Тихонов. – И сразу поймешь, есть тут изюминка или нет.

Довольно просторный ресторанный зал с декоративными колоннами, плюшевыми занавесками с кистями и официантами, одетыми в хромовые сапожки, красные шаровары и косоворотки, вышитые крестиком на груди, оказался битком забит публикой. Если бы не предусмотрительный Тихонов, заказавший места еще накануне, сегодня они бы ужинали в другом месте, например в привокзальном буфете. Радченко вытер губы салфеткой и отодвинул тарелку, решив, что с говяжьей вырезкой тупым ресторанным ножом не справиться, тут топор нужен. Он пригубил пиво и поманил официанта.

– Не в курсе: кто этот зал расписывал? – спросил Радченко, когда официант склонился над столом. – Ну, кто рисовал все это хозяйство?

– Не могу знать, – по-солдатски ответил молодой человек. – Но если очень интересуетесь – метрдотеля позову. Он всю дорогу тут работает. При нем и рисовали.

– Зови, – кивнул Радченко.

Через минуту за их столиком сидел седовласый осанистый дядька, одетый не в бутафорскую рубаху, а в темный костюм, светлую сорочку и модный галстук. Он охотно объяснил, что года два назад ресторан назывался «Парусом» и терпел большие убытки, потому что народ сюда не шел. То ли музыка плохая, то ли мух много… Идея оформить заведение под старину, нарядить официантов в русские костюмы и пригласить народный ансамбль пришла в голову новому владельцу заведения. Нашелся местный художник по фамилии Петрушин, который выполнил всю работу быстро и взял недорого. Сущие копейки.

– Все делал сам, никому не доверял, – добавил мэтр. – И работал очень быстро. За сутки, бывало, по три-четыре квадратных метра живописи выдавал. Во время работы капли в рот не брал. Говорил: вот когда закончу – раскумаримся. А потом с ним несчастье случилось. По пьянке его то ли приятель подстрелил, то ли сосед. Это уж я не знаю.

– Жаль, жаль человека, – покачал головой Радченко. – Я вот страсть как люблю русскую живопись. У меня своя коллекция. Небольшая, но вещи подобраны интересные. А не осталось ли у вас картин этого художника? Может, какие наброски случайно завалялись? Или еще чего. Я бы дал хорошую цену.

– Это надо узнать, – слукавил мэтр. – Надо поинтересоваться. Если есть время, подождите.

Он поднялся из-за стола, неторопливо проследовал через зал и, оказавшись в служебном помещении, ускорил шаг. Быстро добрался до конца коридора, открыв дверь кабинета, вытащил из ящика бумажку с телефоном и набрал номер. Сегодня днем «Тройку» посетил посыльный воровского положенца Павла Шестакова, известного в городе как Шест. Человек оставил пару фотографий, на одной из которых был изображен покойный художник Петрушин, а на другой – незнакомый мужчина приятной наружности лет сорока. От Шеста передали, что, если эти двое появятся в ресторане, надо немедленно связаться с Пашей. И еще. Если нагрянут люди, которые помянут в разговоре Петрушина, тоже тренькнуть. Без промедлений. Шестаков серьезно взялся за поиски этих людей, разослал посыльных во все злачные заведения города.

Низкий голос Шеста сделался на тон выше, когда мэтр выложил новости.

– Что за люди?

– По всему видно, приезжие. Как говорится, гости нашего города, – ответил мэтр. – Поужинали. Из выпивки – только бочковое пиво.

– Ладно, задержи их, чтобы лыжи не намылили, – ответил Шест. – Мои парни подсосутся через полчаса.

Слегка взволнованный мэтр вернулся к столу и, сокрушенно покачав головой, сказал, что из вещей художника ничего не осталось. Лично всю подсобку перерыл – только негодное тряпье, заляпанное краской. Помнится, валялась папка с эскизами, но, видимо, выбросили, когда ремонт закончили. Или кто из халдеев домой унес. Такие несознательные граждане, диву даешься, лишь бы чего спереть. А не сопрут – спокойно спать не смогут. Напоследок мэтр сказал, что приятно было поговорить с образованными, просвещенными людьми, откланялся и ушел, приказав официанту принести гостям, засобиравшимся домой, хорошего кофе. За счет заведения, разумеется.