Эндрю Уилсон - Лживый язык

— Выбегу на минутку, куплю бутылку вина к ужину, — сказал я. — Думаю, нам обоим выпить не помешает.

Крейс кивнул.

— Хорошо. — Голос у него был тихий, печальный, будто доносился откуда-то из далекого прошлого. — Только не задерживайтесь.

Выйдя на улицу, я еще раз перечитал письмо. Меня переполняло возбуждение. Этот последний поворот — мечта любого биографа, ликовал я. Герой моей книги — потенциальный убийца. Лучше не придумаешь. Петляя по извилистым улочкам, я воображал свое будущее. От Джейка я знал, что некоторые британские газеты платят баснословные деньги за приобретение прав на издание по частям скандальных книг. Интересно, сколько заплатят мне? Безусловно, достаточно, так что я смогу спокойно, не заботясь о хлебе насущном, дописывать свой роман. Я прославлюсь, может, даже заключу с издателем договор на две книги: на биографию и роман. И докажу отцу, чего я стою. Докажу всем, кто не верил в меня. Элайзе и Керкби. Лучше месть, чем сломанная рука.

Я остановился у таксофона возле одного из баров и набрал номер, указанный в письме. Несколько секунд, пока устанавливалось соединение, в трубке было тихо, потом пошли гудки вызова, но никто не отвечал. Я уже хотел положить трубку и вдруг услышал щелчок на линии.

— Алло? — Голос, старческий и скрипучий, принадлежал мужчине.

— Пригласите, пожалуйста, миссис Шоу.

Мужчина прокашлялся.

— Здесь нет никакой миссис Шоу, — резко сказал он.

— О, простите. Это номер 01258 893489?

— Кто говорит?

— Адам Вудс. Миссис Шоу написала мне письмо… относительно писателя Гордона Крейса. Сказала, чтобы я позвонил по этому номеру.

— Ах да. — Мужчина мгновенно перешел на заискивающий, вкрадчивый тон. — Да, конечно, конечно, мистер Вудс. Очень хорошо, что вы позвонили.

— Так могу я поговорить с миссис Шоу?

— Боюсь, мне придется вас огорчить. Миссис Шоу с нами больше нет.

Я начал подозревать, что это какая-то ловушка. Хитрый ход. Что происходит?

— Это я написал вам то письмо. Я являюсь… вернее, являлся… можно сказать, почти что отчимом Криса. Миссис Шоу… Морин… умерла в феврале. Рак ее съел. В конце от нее остались только кожа да кости. Она так ослабела…

— Жаль это слышать, мистер… мистер…

— Уильям, Уильям Шоу. После смерти мужа Морин взяла мою фамилию, но женаты мы не были, понимаете?

— У вас есть что-то, что могло бы заинтересовать мистера Крейса?

— Да, пожалуй, есть. Есть. — Астматический голос Уильяма Шоу просвистел в трубке.

— Прежде позвольте спросить, почему вы не подписались собственным именем?

— Одно время Морин и мистер Крейс были знакомы. Не очень хорошо, конечно. Но она уважала его. Уважала, пока не узнала, что происходит. Я решил написать от имени Морин, чтобы привлечь внимание мистера Крейса. Именем из прошлого, если угодно. И похоже, уловка сработала, верно? Полагаю, он здорово переполошился.

— Мистер Крейс заверил меня, что он хочет решить этот вопрос. Разобраться по справедливости. Но, разумеется, я не могу ничего обещать, если вы не изложите мне суть дела. Я должен сообщить ему подробности. Вам ясно?

— Да, конечно, — ответил мужчина. — Морин с самого начала знала, что там что-то нечисто. Она ни на минуту не верила, что ее сын мог решиться на это… ну, вы понимаете… покончить с собой. Когда я спросил почему… почему она так уверена… она сказала, что просто знает и все. Она не хотела ничего объяснять, но сказала, что это наверняка убийство. Я спросил, почему в таком случае она не обратилась в полицию. Но эта мысль была ей ненавистна. Позор это, только и сказала она. Естественно, после той трагедии Морин стала не та, что прежде. Но теперь, когда она умерла, все изменилось. Обстоятельства стали другими. Кое-что выползло на свет, мистер Вудс.

Слова его последней фразы слились в протяжный хрип. Я представил себе старика с пожелтевшей от курения кожей, коричневыми пятнами на пальцах и пораженными легкими.

— Можно узнать, что конкретно вы обнаружили?

— Тетрадь… толстую тетрадь. Нашел, когда разбирал вещи Морин. Она прятала ее все это время, никогда мне не показывала. Из нее она и узнала, что Крис не кончал самоубийством. В той тетради все это написано черным по белому… это и многое другое, да простит нас Бог.

— Что это за тетрадь, мистер Шоу?

— Его дневник… кажется, это так называется.

Я сразу понял, что должен увидеть этот дневник. Это был ключ к Крейсу. Единственный способ его разгадать, если сам он больше не пожелает рассказывать о себе, на что после его недавней исповеди, скорее всего, и не стоило надеяться. Я был уверен, что наконец начну лучше понимать Крейса, когда узнаю чуть больше о смерти Криса.

Уильяму Шоу я сказал, что перезвоню ему, как только переговорю с Крейсом. Я не хотел, чтобы все сводилось к тривиальному вымогательству, стремился придать шантажу благородный лоск. Сказал, что, по всей вероятности, писатель пожелает получить этот дневник, чтобы хранить его у себя. Разумеется, Крейс будет настаивать на полюбовной сделке, не захочет, чтобы мистер Шоу остался без вознаграждения. На какую сумму рассчитывает мистер Шоу? Тот задумался.

— Тысяча фунтов? — предложил я.

— Меня это устраивает, мистер Вудс, — ответил Шоу.

Теперь нужно было придумать, как выбраться из палаццо Крейса и где достать деньги. Инстинкт подсказывал, что с последней задачей справиться легче, чем вырваться из тисков Крейса. Я откладывал большую часть своего месячного жалованья, но ведь мне также придется покупать билет в Великобританию, платить за переезд до Дорсета и проживание. И что я скажу Крейсу?

Пока я шел от таксофона к винному магазину и покупал две бутылки вина, у меня созрел план. За время моего отсутствия Крейс не поменял своего положения в кресле. Я откупорил бутылку ароматного белого вина, наполнил один бокал и протянул его старику. Тот молча взял бокал.

— Я только что узнал очень плохие новости, — сказал я, садясь рядом с Крейсом.

Он поднял голову, посмотрел на меня.

— Пока я ходил, мне позвонили на мобильный. Мама. Умерла ее мама — моя бабушка.

На самом деле она умерла несколько лет назад, а вторая моя бабушка скончалась еще до моего рождения. На мои глаза навернулись слезы.

— Мы были с ней так близки. Даже не верится. О боже, ну и хорош же я…

Я почувствовал влагу на своей щеке и в уголке рта ощутил солоноватый привкус.

— Простите… я не хотел…

Крейс поднял с колена руку, поднес ее к моему лицу и с беспредельной нежностью отер слезу на моей щеке.

— Бедный мальчик… бедный, бедный мальчик, — произнес он.

От этих его добрых слов, проявленной чуткости я расплакался. Крейс поверил мне, и я чувствовал себя последним негодяем. Но выбора у меня не было.