Алексей Яковлев - Астральный летчик

— Это ты напрасно, — пристыдил его Василий. Он помолчал, выдерживая значительную паузу, и процитировал документ наизусть, выдавая свое безусловное авторство: — Ключевая фраза документа звучит так: «Коммерциализация деятельности лаборатории негативно сказалась на социальном положении и моральном духе сотрудников». Ты меня понял?

Алик ничего не понял. И Василий дотошно ему объяснил:

— После того как лаборатория перешла, на самофинансирование и начала выполнять коммерческие медицинские заказы, сотрудники стали получать много денег. Они забросили основную работу. Разве это порядок? Интересы государства превыше всего. Поэтому мне с ходу пришлось начать с жестко нормированной зарплаты и с введения для сотрудников военной дисциплины. Видел, как вытягивается передо мной Никита? Пусть помнит, что он не просто ученый, а полковник КГБ. Отныне будет только так. Лабораторию я перевожу на казарменное положение.

Алик захохотал.

— Не смейся! Все десять сотрудников отдела АВ будут постоянно находиться в лаборатории. Я купил для отдела здание за городом. Сказочное место. Море и сосны… Хотя ты его знаешь. Ты же был на базе у Гоши. Видел его «Отраду». Вот там и будет теперь наша секретная лаборатория. Оттуда не убежишь. А за хорошую работу сотрудники будут поощряться по выходным увольнением в город к семье. Время не ждет. Мы должны к зиме обеспечить полную безопасность твоих полетов. Исключить даже малейшую возможность твоей гибели. Вот как я тебя ценю. Ну как, нравится?

Алику опять показалось, что он все это видит в дурацком сне. Он потянулся к бутылке и отхлебнул. Водка обожгла гортань. Значит, это был не сон. Водка была настоящая.

— Оттянись! — поощрил его Василий. — Оттянись в последний раз.

Алик подавился пивом на запивке:

— Это почему же в последний?

— А потому что с завтрашнего дня ты тоже на казарменном положении. А там не разгуляешься. Астральному летчику пить категорически запрещено. Пункт пятый полетной инструкции. Хотя ты еще новую инструкцию не читал,— вспомнил Василий, — завтра прочитаешь. И распишешься. Чтобы потом не было никаких «ля-ля»…

Алик уставился на сурового Капитана со всевозрастающим интересом.

— Слушай, ты же прожил на Западе целый год…

Василий наморщил лоб, посчитал в уме:

— Восемь лет. Я прожил там восемь лет с короткими перерывами.

— Тем более! — хлопнул его по плечу Алик. — За восемь лет тут все изменилось. Кардинально изменилось. А ты вводишь в лаборатории порядки сорок девятого года. Извини, ты екнулся. Ты не понимаешь, в какое ты время попал.

Василий улыбнулся ему загадочно:

— Ты же АЛ! Ты же знаешь, что времени нет.

— Там времени нет, — согласился Алик, — но здесь-то, на Земле, оно есть.

— И здесь для нас времени нет,— подмигнул ему Василий. — Я ввожу порядки ! И мне наплевать, какому времени они принадлежат. Главное, чтобы порядки были. При тех порядках, в тех шарашках были созданы лучшие в мире самолеты, лучшие в мире танки. Космические ракеты и атомные бомбы родились тоже при этих порядках. У нас времени нет. Пока все окончательно не разъела, как ржа, демократия. Это страшная болезнь, Алик. Это спид…

Алик засмеялся:

— А как же твоя российско-американская компания?

— А там давно никакой демократии нет. Это сказки для дураков. Мы должны напрячься на полгода! На год максимум!

— Целый год без увольнений?

Василий подождал, пока он отсмеется, и сказал:

— А куда тебе увольняться? Я прочел твое личное дело. У тебя же никого нет. С Мариной мы уже все выяснили. Тебе ее лучше оставить в покое. Для тебя же лучше. Для твоего спокойствия.

Все это время Алик несколько раз прикладывался к бутылке. И ему становилось все веселее. Сзади, как во сне, грохотал трамвай. Впереди, за Невой, расплывалась в жарком мареве Английская набережная. Один только суровый Капитан не терял своей реальности. И Алик решил его опрокинуть в сон, в миф.

— Слушай, Василий, я все понял. Ты же и есть не-святой Василий!

— Конечно! — согласился Капитан. — Меня назвали в честь сына Сталина. Генерала авиации. Отец с ним вместе служил. Инфернальный был у Сталина сынок.

— И в твою честь назван этот замечательный остров?

Алик решил поймать Капитана на противоречии. Но не поймал. Василий сказал мечтательно:

— Свое название любимый мой остров получил очень давно. С незапамятных времен. Задолго до Петра Великого. Еще на картах тысяча пятисотого года уже встречается Василев остров. А ты знаешь, что значит по-русски Василий?

Алик хотел сказать по привычке: «Я все знаю». Но не сказал. Понял, что Капитан знает что-то свое, особенное. И подбросил ему на растопку:

— Василий? По-гречески — царственный. Василевс.

— Вот именно, по-гречески,— усмехнулся Василий,— а на Руси самого главного деревенского черта величали торжественно Василием Ивановичем. А обычных, лопоухих чертенят дразнили Васьками. До сих пор про беспредельных лохов у нас говорят: «Ну ты и Вася!» Слышал?

Алик подсел к нему поближе:

— Хочешь сказать, ты и есть этот Вася?

— Вася — это ты. А я Василий Иванович.

Алик еще глотнул из бутылки, и все встало на свои места. Он засмеялся, довольный:

— Так я и знал! Ты, Василий, самый главный на этом острове черт!

— А что ты смеешься, — обиделся Василий. — Ты, оказывается, вульгарный материалист! Ты ничего о нас не знаешь. Tabula rasa. Вот ты кто.

— Да, я вульгарный материалист, — согласился Алик, с удивлением заметив, что Василий употребляет самые его ходовые выражения.

— Придется тебя немного просветить. Как ты себя чувствуешь? — обеспокоенно спросил Василий.

— Нормально, — пожал плечами Алик.

Василий встал. Поднял под руку Алика:

— Идем, брат.

— Куда?

— В мастерскую художника Осьмеркина. Здесь рядом. Сразу за Академией художеств.

— Зачем?

— Я расскажу тебе, как я стал чертом. Идем.

По Четвертой линии они обогнули гранитный барак Академии. Шли молча. Только звонко стучали подковки ковбойских сапог Василия. Алик подумал, что это его собственные подковки стучат. Даже посмотрел на свои ноги, но увидел, что они обуты в старые Андрюшины кроссовки. А на ногах Василия красовались рыжие дорогие, на высоком каблуке, узконосые сапожки. С желтыми цепочками на задниках. Стучали подковки, позванивали цепочки в такт. Василий крепко держал Алика под руку, будто пьяного. Уверенно вел его к Большому. В другое измерение.

За Академией, на Большом, ближе к Третьей линии, в тени раскидистых тополей имеется черная дверца в стене. К ней четыре ступеньки вниз. Сейчас там то ли бистро, то ли кафе-пиццерия. В общем, какая-то современная мерзость. Ни то ни се. А когда-то, по рассказам старожилов, здесь была шумная, звонкая пивная для обитателей соседнего Андреевского рынка. Что являлось исключением на строгом, кичливом, населенном немецкими чиновниками острове.