Алексей Яковлев - «Прощание славянки»

Я чуть со стула не упал: вот, значит, в какой я оказался компании. Константин сказал задумчиво:

— И он ее любил, — Константин покрутил брезгливо ладонью. — Плутанически.

— Платонически.

— Не важно. Цветы ей дарил, падло… Теперь за все ответит!

Константин открыл шкафчики и достал квадратную банку кофе. Открыл ее и замер. Просто замер. А потом достал из банки маленькую кофейную ложечку.

— Ты что, Костя?

Он посмотрел на меня невидящими глазами.

— Она была здесь сегодня… Торопилась…

Он рванулся в коридор. Где-то в конце коридора бухнула за ним дверь. Вернулся он не скоро, устало опустился на стул. Пищал зуммер кофеварки, а он так и сидел, уставясь в закрытое окно. Я пошел и выключил кофеварку.

— Вещи свои забрала,— обреченно сказал Константин.

Я видел, как она привезла в машине на Каменный остров какую-то тяжелую сумку, но говорить ему об этом не стал, чтобы еще больше его не расстраивать.

— Это п…ц! — сказал Константин. — Причем полный!

Мне его стало жалко. Он сидел, расставив ноги, склонив голову вниз, будто подвешенный на тугую зеленую удавку. И вдруг я вспомнил то, что совсем забыл ему сказать:

— Костя, извини! Извини, Костя!

Он вздрогнул и уставился на меня.

— Костя, она же просила передать, что тебя ждут большие неприятности!

Константин оскалился:

— Она права…

— И еще она сказала, что взяла штурвал на себя!

— Как она сказала? — не поверил Константин.

— Она сказала, — вспоминал я ее слова, — штурвал у меня. Так и передай ему! Пусть он будет очень осторожен!

Константин прошипел зло:

— Что ж ты молчал, падло?! Что ж ты столько времени молчал?!

— Извини, — только и мог я ему ответить.

Он энергично встал, подошел к стулу, на котором висел клетчатый пиджак, и начал перекладывать из его карманов вещи в карманы белого пиджака: ключи, кожаную записную книжку, мощный кошелек. Последним из внутреннего кармана он достал пистолет и засунул его себе за спину под пиджак. Подошел к окну и посмотрел вниз.

— Боря на месте. Поехали, Ивас-сик.

На лестнице он громко ухнул железной дверью музея-квартиры. И пока мы спускались пешком с третьего этажа, звонкое эхо еще гуляло по всем площадкам…

У подъезда стоял наш белый лимузин, а за ним, почти впритык, красная «восьмерка» с антенной на крыше. Из открытого окна «восьмерки» почти по пояс высунулся разомлевший на солнце парень в черных очках. Только мы вышли из подъезда, парень схватил «трубу» и скрылся в салоне. Роскошный Константин вразвалку подошел к «восьмерке» и сказал в открытое окно:

— Генералу Багирову от меня привет персональный.

Боря устало смеялся, пока мы усаживались в машину.

— Как родные стали. Целый день вместе. Когда вы, шеф, отзвонили, я их полчаса по городу мотал. Со всеми остановками. То сигарет куплю, то водички попью. Они все по «трубе» генералу докладывают.

— Зря стараются,— сказал Константин.— Генерал — восточный человек. Он не простит, что они меня на три часа упустили… Ладно… Это их проблемы.

— Куда едем, шеф?

— На стоянку катеров. На Мойку. Куда ночью французов привезли.

Боря развернулся у Таврического и, заняв левый ряд, ждал поворота на Чайковского. «Восьмерка» рванулась с места и боком стала оттирать хотевшего встать за нами «опеля». Хозяин «опеля» грозил им кулаком, парень в черных очках молча показал ему пистолет. «Опель» отпрыгнул назад и стукнулся в бампер задней машины. А мы повернули на Чайковского. И «восьмерка» за нами. Боря хотел прибавить газ и уйти от них, но Константин попросил его:

— Не надо. Они и так нервничают. Еще застрелят кого-нибудь по дороге. Нам шума не надо.

И «восьмерка» прилипла к нашему заднему бамперу.

Мы проехали офис Константина у финского консульства. Константин даже не посмотрел на него. Спросил:

— О чем задумался, жених? О Натали?

Не о ней я тогда думал.

— Что от меня хотел генерал? Зачем он меня у них оставил?

Эта тема была Константину неприятна.

— Он же объяснил — для консультации.

— и забыл про меня? Даже завтрака мне не принесли…

Константин шлепнул меня по колену.

— Не расстраивайся, Ивас-сик. Недополученный завтрак я компенсирую роскошным ужином на катере. Я понятно излагаю?

— Идиот! — вскрикнул Боря и ударил по тормозам.

Мы с Константином воткнулись в спинки передних сидений, «восьмерка» — в наш задний бампер, а впереди уходил от нас на мотоцикле длинноволосый байкер в черной футболке навыпуск.

— Стрелять таких надо! — ворчал Боря.

— Не надо, — успокоил его Константин. — Молодежь. Жизнь научит.

Мы встали под светофором у Литейного. Дикий байкер оказался слева от нас. Он сидел на мотоцикле, как на унитазе, откинувшись назад, широко расставив руки на ветвях высокого, сверкающего на солнце руля. Боря хотел ему что-то сказать, но Константин взял его за плечо.

— Не надо. Не поймет. Жизнь научит.

Байкер словно почувствовал, что мы говорим о нем, и повернулся к нам. На секунду. Он, тупо жуя резинку, ждал светофора. Мне показалось, что я видел где-то это внимательное, чуть встревоженное молодое лицо. Включился светофор, и он первым сорвался с места.

— Не ломай голову, Ивас-сик, — отвлек меня Константин. — Скорей всего, генерал оставил тебя у них, чтобы ты не помешал им меня облапошить. Все на меня слить!

С Чайковского мы повернули на Фонтанку. Байкер будто ждал нас на углу. По почти пустой набережной мы понеслись к Михайловскому замку. Байкер летел, не отставая, справа от нас на фоне вечерней зелени Летнего сада.

— Что ему надо? сердился Боря.

На скорости ветер влетел в салон сквозь открытые окна. Константин прищурился и поправил синий шарфик на шее.

— Люблю ветер. Кайфую, как последний сучило…

Мы попали под красный у Пантелеймоновского моста. Байкер оказался справа от нас, прямо напротив нашего заднего окна. Константин выразительно посмотрел на меня и поглядел в окно на байкера. Тот не обращал на нас никакого внимания. Сосредоточенно жевал, скатывая во рту резинку в шарик. А когда включился желтый, он левой рукой вынул изо рта шарик и звонким шлепком всадил его прямо в лоб Константину. Я видел, как правая рука в кожаной перчатке рванула сектор газа, и через миг далеко впереди полоскалась на ветру черная футболка навыпуск.

— Догнать? — обернулся к Константину взволнованный Боря.

— Не надо, — сказал Константин и снял со лба резинку.

— Отморозок! — в сердцах ворчал Боря. — Ненавидит за то, что в хорошей машине едем!

Константин щелчком выбросил резинку в окно.

— Ты не прав. Боря. Его «харлей» стоит нашего лимузина.

А я вспомнил руки в черных перчатках. Бледное, встревоженное молодое лицо и руки в черных перчатках на ограде набережной, когда мы с Котярой проходили под ними на катере.