Алексей Яковлев - «Прощание славянки»

Я показал рукой на небо и прочитал свою любимую строчку:

— «Румяный запад с новою денницей на севере сливались, как привет свидания с молением разлуки…» И свидание, и разлука у нас происходят одновременно… Причина и следствие — одновременно! Понимаешь?

— Я не знаю этих стихов Пушкина, — сказала она.

— Это не Пушкин. Это Лермонтов.

Она расстроилась.

— Я еще очень мало про вас знаю… Вы странные люди… И город у вас странный… Я не узнаю себя в вашем городе… Да?

— Конечно,— съехидничал я. — Чужой человек в нашем городе запросто может свихнуться.

Она посмотрела на меня как-то жалобно.

— А разве я чужой, Слава? Да?

Катер сбавил ход, зарычал, развернулся по параболе, оставляя за кормой кружевную пену, и плавно вошел под горбатый мостик над Зимней канавкой. Натали, опустив голову, оперлась локтями на пустую кожаную торбочку на коленях.

— Что-то случилось, Натали? — спросил я.

— Где? — она подняла голову.

Я понял, что действительно у них в ресторане что-то произошло. Не зря она оказалась одна у катера. Натали улыбнулась грустно.

— Слава, эта Людмила очень оригинальная женщина… да?

— Наверное, — ответил я осторожно.

— Почему наверное? — прищурилась она. — Ты же ее хорошо знаешь?

— Откуда? Я только вчера с ней познакомился,— сказал я почти правду.

Натали не поверила.

— Она говорит с тобой как со старым знакомым. Она тебя называет «Ивасик». Да?

Мне не хотелось рассказывать Натали о нашем детском «романе». Рядом с ней вся та история казалась мне почему-то стыдной чушью. Мы уже плыли по Мойке, и чтобы отвлечь ее, я показал ей свой дом:

— Вот здесь я живу.

— О-ля-ля! — обрадовалась Натали. — Ты живешь напротив Пушкина! Ты счастливый человек! Да?

Окно в моей комнате было открыто. Мне показалось, что в окне на секунду мелькнула чья-то тень. Мелькнула и пропала. Я нащупал в кармане ригельный ключ. Кто там может быть без меня? Кому я нужен? В окне колыхнулась от ветра занавеска. Я решил, что принял за человека тень занавески. И успокоился.

Натали по-мальчишески упрямо тряхнула стриженой головкой.

— Послушай, Слава, пригласи меня к себе. Да?

— Ладно, — пообещал я. — Уберусь как следует и приглашу.

— Нет,— уперлась Натали.— Сейчас пригласи. Сейчас, да?

— Зачем? — растерялся я.

Она посмотрела на Котяру и наклонилась к моему уху:

— Мне нужно с тобой говорить. Очень серьезно говорить. Да? Пригласи меня к себе. Сейчас! Ну, пожалуйста.

Шепот ее щекотал мне ухо, я слышал едва уловимый, тонкий запах ее духов… И я крикнул Котяре:

— Леня, греби к моему дому!

Котяра хмуро посмотрел на меня через плечо, хотел что-то сказать, но послушно направил катер к знакомому спуску. Всем своим видом он показывал, что подчиняется мне во всем, о чем бы я его ни попросил, — только бы я не забыл о нашей договоренности. Я взглядом показал ему, что я все помню…

Конечно же, в моей комнате никого не было. Все было так, как я оставил, уходя с Константином к антиквару. Натали, проходя мимо стола, взяла чашку и показала мне на ее краешке след темной губной помады.

— Слава, ты только вчера с ней познакомился? Да?

— Вчера, — смутился я.

Натали поставила ее чашку рядом с моей.

— Ты очень хорошо с ней познакомился. Да?

— Она приходила по делу.

Натали подошла к окну и повернулась ко мне спиной.

— Я тоже пришла к тебе по делу.

Она замолчала. Я ждал. Она смотрела на ту сторону Мойки, на желтый особняк княгини Волконской, в котором Пушкин перед смертью снимал весь бельэтаж.

— Послушай, Слава,— не поворачиваясь ко мне, спросила Натали. — А Дантес в этом доме бывал?

Когда-то, еще в университете, я писал курсовую работу по истории города. Чтобы не ходить далеко, я решил описать историю особняков, видимых из моего окна. Сейчас пришлось напрячь память и вспомнить кое-что из моей курсовой. Я подошел к Натали.

— Дантес бывал здесь. Но недолго. Чуть больше месяца…

Натали удивленно посмотрела на меня.

— Откуда такая точность?

Я объяснил:

— До середины сентября Пушкины жили на даче на Каменном острове…

— Там, где теперь живет она? — прищурилась Натали. — Ты у нее был там, Слава? Да?

Мне не хотелось вспоминать сейчас тупой бетонный забор, «гостевую» тюрьму и то, как меня оттуда вывозила Людмила… ригельный ключ, прижатый к синей жилке под ее скулой…

— На Каменном острове Дантес бывал у Пушкиных. Он стал чуть ли не другом семьи. Очаровал всех трех сестриц Гончаровых. Когда они переехали с дачи в этот дом, он просто не мог у них не бывать. До конца октября…

— Почему до конца октября? — спросила Натали.

Историю первой дуэли Пушкина с Дантесом я помнил смутно.

— Что-то произошло у Дантеса с Натальей Николаевной в конце октября…

Натали загадочно улыбнулась.

— В жену Пушкина влюбился сам император. Николай. Да? И Наталья Николаевна отказала Дантесу. Он очень переживал. Он заболел даже. Да?

Такой крутой поворот в любовной истории Дантеса и Н. Н. оказался для меня полной неожиданностью.

— Интересно… — сказал я. — Откуда тебе известны такие интимные подробности?

Натали поправила свою короткую юбочку и уселась в низкое кресло, сдвинув набок ноги в русалочьих колготках.

— Это сенсация. Да? Это заслуга профессора. Мсье Леон долго работал в архиве Геккернов. Он нашел записную книжку Жоржа Дантеса. Его дневник, о котором не знает никто. Сегодня вечером в лекционном зале этого дома профессор сделает свой сенсационный доклад… Да?

Я думал о своем и спросил невпопад:

— Неужели он хочет отмазать Дантеса?

Натали сморщила носик.

— Что значит «от-ма-зать»? От чего «отмазать»?

— Ну, выгородить Дантеса, — объяснил я, — реабилитировать его, что ли?

Натали пристально посмотрела на меня.

— Жоржа Дантеса не надо реабилитировать. Да? Он ни в чем не виноват. Он любил ту женщину. Очень любил… Да?

— А как же Пушкин? — спросил я опять невпопад.

Она мне трезво объяснила:

— Разве Жорж виноват, что эта женщина оказалась женой вашего великого поэта? И все закончилось так трагично? Да? Представь себе на минуту, Слава, что Наталья Николаевна была бы женой какого-нибудь чиновника. Да? Никакого скандала бы не было. Не было бы никакой трагедии. Жорж увез бы ее с собой во Францию. Да? То, что она оказалась женой Пушкина, — это роковая случайность… Да?

Опять «роковая случайность»! Я уже выяснил для себя, что такое случай и с христианской, и с марксистской точек зрения.

А Натали, откинувшись на спинку кресла, рассказывала мне почти без акцента. Только иногда на букве «р» словно маленький шарик обольстительно перекатывался у нее во рту.

— Ведь Жорж полюбил женщину, а не жену Пушкина. Он Пушкина и не читал никогда. Потому что почти не говорил по-русски. Со своими друзьями по полку, со знакомыми женщинами он общался только на французском языке. Тогда вся мыслящая Россия говорила по-французски… Да? Даже любимая гер-роиня Пушкина, «русская душой», Татьяна. Да? Жорж полюбил Наталью Николаевну безумно. Слава, ты читал его письма? Они у вас уже опубликованы. Да?