Кен Бруен - Убийство жестянщиков

— Шесть плюс шесть и еще шесть — число зверя.

— Господи.

Он кинулся на меня. Я позволил ему приблизиться и выстрелил в него из шокового пистолета. Заряд сбил его с ног и бросил в воду. Я удивился такому мощному эффекту. Пока подросток бился в воде, мне пришла в голову мысль дать ему утонуть. Тут на него напали лебеди. Мне пришлось от них отбиваться, пока я его вытаскивал. Перевел дыхание и взвалил его на плечо. Пока я нес его к дороге, он постанывал. Я стучал в дом Тейта, пока там не зажегся свет. Тейт открыл дверь и ахнул:

— Бог ты мой!

— Вот ваш убийца лебедей.

— Что мне с ним делать?

Я опустил мальчишку на землю и сказал:

— Вам стоит поторопиться, потому что мне кажется, что лебеди выклевали ему один глаз.

Я повернулся и пошел прочь. Он крикнул:

— Куда вы пошли?

— Выпить пива.

Слава

Эта история попала на первую полосу газеты.

МЕСТНЫЙ ГЕРОЙ

Джек Тейлор, уроженец Голуэя, помог найти человека, подозреваемого в убийстве лебедей. Жители Клэддафа в последние недели были возмущены истреблением этих птиц.

Один местный житель сказал: «Лебеди — часть нашего наследия».

Мистер Тейлор, бывший полицейский, дежурил у воды несколько ночей. Предполагаемый преступник оказался подростком из Солтхилла. В своем коротком заявлении старший инспектор Кленси сказал:

— Полиция очень обеспокоена отсутствием уважения у молодежи к общественным ценностям. Мы не потерпим такого вандализма.

Он призвал родителей внимательнее следить за своими детьми. Мистер Тейлор от комментариев уклонился.

Я наконец-то успешно завершил дело. Да, во всем разобрался. Почувствовал ли я удовлетворение? Черта с два. Меня одолело чувство опустошения. Терзали ли меня сомнения? Не совсем. Я знал, но это меня не утешало. Меня терзала пустота, я ощущал ее физически.

Я снова вернулся к корням, к книгам. Я читал так, как будто от этого зависела моя жизнь. В 1991-м я напал на Дэвида Гейтса, на его первый роман «Джерниган», книгу, не слишком подходящую для наркоманов. Рассказчик всегда под мухой, воинственный, со съехавшей крышей. Распятый своей собственной иронией, он стремится к извращенному анализу. Роман повествует об американском предместье. Я давал книгу нескольким людям, и все они ее возненавидели. Я спрашивал:

— А как насчет юмора?

— Такой же больной, как и Джерниган.

Существенное замечание. Но автор отыгрался, когда его номинировали на Пулитцеровскую премию.

Я принялся за его короткие рассказы. Сборник назывался «Чудеса невидимого мира». В рассказе «Звездный ребенок» гей оставляет большой город и навсегда возвращается в свой родной городок, где его заставляют играть роль отца для сына его сестры, который лечится от наркомании.

«По большей части он избегал водить Деке по ресторанам, и не из-за проблемы педерастии. Просто они вдвоем выглядели так одиноко в мире».

Я подумал, какое это замечательное слово — «педерастия». Несколько затруднительно вставить в обычный разговор, но кто знает, может, и пригодится.

Следующим шел рассказ «Безумная мысль». Женщина потеряла свою настоящую любовь и раздражается по поводу городской жизни с обиженным мужем.

«Все в порядке с Джоном Ле Карре, — сказал Поль. — Я, черт возьми, скорее стану читать его, чем этого долбаного Джона Апдайка. Если уж речь зашла о Джонах».

Зазвонил дверной звонок.

— Черт, — выругался я.

И встал, чтобы открыть дверь. Сначала я его не узнал.

— Старший инспектор Кленси?

Он был в гражданском, костюм-тройка. Такие распродавались в «У Пенни» три года назад. Он спросил:

— Войти можно?

— Ордер есть?

Его лицо помрачнело, и я сказал:

— Шучу. Заходи.

Привел его в кухню и спросил:

— Налить тебе чего-нибудь?

— Чаю, с удовольствием выпью чаю.

Он с трудом уселся на стул, напомнив мне человека, который недавно повредил себе спину. Оглядел помещение и сказал:

— Удобно.

Я посчитал, что это замечание не нуждается в ответе. Я внимательно всмотрелся в Кленси. Когда я с ним познакомился, он был тощим, как зубочистка. Мы были близкими друзьями. Все это было много лет назад. Теперь его живот вываливался из брюк. Глаза утонули в складках жира, лицо имело кирпичный оттенок, дышал он с трудом. Я поставил перед ним кружку и сказал:

— Печенье кончилось.

Он улыбнулся, прямо-таки волчий оскал, и сказал:

— Тебя можно поздравить.

— По поводу отсутствия печенья?

Он покачал головой:

— С этим лебединым делом. Все в городе только о тебе и говорят.

— Повезло, и только.

— А другое дело, касательно тинкеров, ты им еще занимаешься?

— Нет, я ничего не узнал. Пара ребят меня недавно побили, сказали, что по твоему указанию.

— А, Джек, это новички, они иногда слишком сильно стараются.

— Тогда зачем ты пришел?

— Просто навестить. Мы ведь так давно знаем друг друга.

— И не знаем ничего хорошего.

Он встал, не притронувшись к чаю.

— Еще одно.

— Да?

— Насчет Билла Касселла, местного бандюгана. Тебе лучше держаться от него подальше.

— Это предупреждение?

— Джек, ты становишься параноиком. Я только даю тебе дружеский совет.

Как только он вышел из двери, подъехала машина, вылез полицейский и открыл заднюю дверь. Я заметил:

— Впечатляет.

— Звание дает свои привилегии.

Я взглянул на него и сказал:

— Оно и видно: ты теперь человек с большим весом.

Я снова перечитывал Дерека Раймонда и отметил такой абзац:

Мне думается, что неважно, женаты вы или нет, устроены в жизни и живете вы с пташкой или нет, некоторые из них просто имеют ваш номер, как бомбы во время войны; и даже если они вам не слишком нравятся, вы все равно не можете ничего поделать — разве что вы согласны провести всю жизнь, споря с судьбой, и, возможно, одержать верх, если будете настойчивы, но я человек не того типа.

Несколько следующих дней я не высовывался. Случилась удивительная вещь. Я стал меньше пить. Необузданная тяга к наркотикам ослабела. Теперь я ощущал лишь смутную потребность, с которой мог бороться. Боялся: если выйду, нервы сдадут. Почитал Мертона в тщетной надежде на духовное насыщение. Ничего не получил.

По правде, он чертовски меня раздражал. Обычно это предшествовало резкому срыву. Когда позвонила Лаура, я сказал:

— Лапочка, у меня грипп.

— Я приду и полечу тебя.

— Нет-нет, я тут напичкан лекарствами.

— Я хочу тебя видеть, Джек.

— Но не такого больного.

— Мне без разницы.

— Господи, сколько раз надо повторять, не надо тебе видеть меня больным.

— Мне все равно.

— А мне нет. Самое большее три дня, и я буду в порядке.