Хеннинг Манкелль - Мозг Кеннеди

— Вам поможет швейцар. Туда идти не больше десяти минут.

— А там опасно?

Луиза сама поразилась своему вопросу, который вовсе не собиралась задавать.

Впрочем, от нежданных появлений грабителей она не застрахована нигде, это ясно. Даже человек, напавший на нее много лет назад в Лондоне, по-прежнему нет-нет да и возникал в ее сознании.

— Почему это должно быть опасно?

— Не знаю. Я вас спрашиваю.

— Возможно, там есть некоторое количество опасных женщин. Но вами они вряд ли заинтересуются.

«Проститутки, — подумала она. — Но ведь они есть везде?»

Она ехала по городу. В такси воняло рыбой, шофер ехал быстро и, кажется, ничуть не нуждался в отсутствующем зеркале заднего вида. В темноте поездка напоминала спуск в подземелье. Таксист высадил ее возле входа на огороженную территорию вроде парка развлечений. Луиза заплатила за вход, снова в сомнениях, не обманули ли ее, и очутилась среди множества ресторанчиков и баров. В центре стояла заброшенная карусель с безголовыми лошадьми, чертово колесо с проржавевшими корзинами давно престало крутиться. Повсюду музыка, тени, слабо освещенные помещения, где, склонившись над бутылками и стаканами, сидел народ. Юные чернокожие девушки в мини-юбках, с полуобнаженными грудями, на каблуках-гвоздиках, покачиваясь, проходили мимо. Опасные женщины на охоте за неопасными мужчинами.

Луиза искала бар «Малокура». Блуждала среди скопления питейных заведений, снова и снова попадала в те места, где только что была, вновь начинала сначала. Порой вздрагивала, будто руки грабителей опять хватали ее. Повсюду ей чудился блеск ножей. Она зашла в бар, отличавшийся от остальных ярким освещением. Выпила пива и рюмку водки. К ее удивлению, в углу бара сидела южноафриканская пара, с которой она ехала с аэродрома. Оба были пьяны. Мужчина то и дело хлопал женщину по плечу, точно хотел столкнуть со стула.

Был первый час ночи. Луиза продолжила поиски «Малокуры». И наконец нашла. Бар действительно назывался «Малокура» — так было написано на картонной вывеске — и находился в углу, у самой ограды. Луиза дала глазам привыкнуть к тусклому освещению и села за столик.

Лусинда за стойкой бара загружала поднос бутылками с пивом и кружками. Луиза представляла ее себе не такой худенькой. Но это была она, без всяких сомнений.

Лусинда составила содержимое подноса на один из столиков.

Потом их взгляды встретились. Луиза поняла руку. Лусинда подошла к ее столу.

— Есть будешь?

— Бокал вина, пожалуйста.

— У нас нет вина. Только пиво.

— Кофе?

— Здесь никто кофе не заказывает.

— Тогда пиво.

Лусинда вернулась и поставила перед Луизой стакан и коричневую бутылку.

— Я знаю, тебя зовут Лусинда.

— Кто ты?

— Я — мать Хенрика.

Тут она вспомнила, что Лусинда не знает о смерти Хенрика. Теперь было слишком поздно, выхода нет, отступать некуда.

— Я пришла сообщить, что Хенрик умер. И спросить, не знаешь ли ты почему.

Лусинда не шевелилась. Глаза бездонные, губы плотно сжаты.

— Меня зовут Луиза. Но, может, он говорил?

Говорил он ей когда-нибудь, что у него есть мать? Говорил? Или я такая же незнакомка для тебя, как ты для меня?

Лусинда сняла фартук, обменялась несколькими фразами с человеком за стойкой, который, похоже, был здесь главным, и повела Луизу в другой, слабо освещенный, неприметный бар, где вдоль стен сидели девушки. Сев за столик, Лусинда, не спрашивая Луизу, заказала пиво. В помещении царила тишина. Ни радио, ни проигрывателя. Ярко накрашенные девицы не разговаривали друг с другом. Либо молча курили, разглядывая свои безжизненные лица в карманные зеркальца, либо нервно покачивали ногами. Все очень молодые, многим не больше 13-14 лет. Короткие юбки, почти ничего не скрывающие, высокие каблуки-шпильки, практически обнаженные груди. «Они похожи на загримированные трупы, — подумала Луиза. — Трупы, подготовленные к похоронам или мумификации. Но проституток не хранят для будущего. Они сгнивают под своими накрашенными лицами».

На столе появились две бутылки, стаканы и салфетки. Лусинда наклонилась к Луизе. Глаза ее покраснели.

— Скажи еще раз. Медленно. Расскажи, что случилось.

Луиза не заметила в Лусинде никакого притворства. Ее блестевшее от пота лицо было совершенно открыто. И ужас перед тем, что ей вот так неожиданно пришлось услышать, был неподдельный.

— Я нашла Хенрика мертвым в его стокгольмской квартире. Ты когда-нибудь бывала там?

— Я никогда не была в Стокгольме.

— Он лежал мертвый в своей постели. Напичканный снотворным. От этого и умер. Но почему он покончил с собой?

Одна из юных девиц подошла к их столу, попросила прикурить. Лусинда поднесла ей огонь. В свете зажигалки Луиза разглядела изможденное лицо девушки.

Черные пятна на щеках, кое-как замазанные, запудренные. Симптомы СПИДа, о которых я читала. Черные пятна смерти и с трудом излечимые язвы.

Лусинда сидела неподвижно.

— Я не понимаю.

— Никто не понимает. Но, вероятно, ты в состоянии мне помочь. Что могло случиться? Не связано ли это с Африкой? Он был здесь в начале лета. Что произошло тогда?

— Ничего, от чего он бы захотел умереть.

— Я должна узнать, что случилось. Какой он был, когда приехал, с кем встречался? Какой был, когда уехал отсюда?

— Хенрик был всегда одинаковый.

«Нужно дать ей время, — подумала Луиза. — Она потрясена моим рассказом. Теперь я, по крайней мере, знаю, что Хенрик кое-что для нее значил.

— Он был моим единственным ребенком. Больше у меня никого нет.

Луиза заметила быстрый блеск в глазах Лусинды — удивление, а возможно, беспокойство.

— У него не было братьев и сестер?

— Нет, он был единственный.

— Он говорил, у него есть сестра. Старшая.

— Это неправда. Я его мать, мне лучше знать.

— А почему я должна тебе верить?

Луиза пришла в ярость.

— Я его мать и совершенно раздавлена горем. Ты оскорбляешь меня своими сомнениями.

— Я не имела в виду ничего плохого. Но Хенрик часто говорил о своей сестре.

— У него не было сестры. Хотя, может быть, он хотел бы ее иметь.

Девушки у стены одна за другой исчезали из бара. Вскоре они остались вдвоем, в тишине и тусклом освещении, не считая бармена за стойкой, который старательно подпиливал ноготь на большом пальце.

— Они такие молоденькие. Девушки, сидевшие здесь.

— Самые юные пользуются наибольшим спросом. Приходящие сюда южноафриканцы обожают двенадцати- и тринадцатилетних.

— Они не заболевают?

— Ты хочешь сказать, СПИДом? Та девушка, которой я зажгла сигарету, больна. Но другие нет. В отличие от многих других в их возрасте, эти девушки знают, о чем идет речь. И соблюдают осторожность. Они вовсе не из тех, кто умирает в первую очередь или распространяет заразу.