Кен Бруен - Мученицы монастыря Святой Магдалины

Ярость бушевала в изможденном теле Билла Касселла.

— Чего ты хочешь? — выдавил он.

— Господи, Билл, да ничего мне не надо. Не думаю, что Мэгги будет очень хорошо, после того как ты умрешь.

— Я скажу тебе, кто стрелял.

— Ладно.

Он закрыл глаза, все еще борясь с собой. Говорить ему не хотелось ужасно.

— Майкл Невилл. У него квартира недалеко от испанской арки. На верхнем этаже. У него с головой не в порядке, помимо того что он непрерывно жует эту фруктовую жвачку. Он как бы и не присутствует, лишь имитирует человека, не слишком даже стараясь.

Я пошел к двери, и Билл произнес:

— Это все?

— Да.

— Ты оставишь ее в покое… Мэгги… она не такая, как мы… она…

— Ладно, Билл, я подумаю.

Когда я открыл дверь, он закричал:

— Господи, Джек, пообещай мне.

Я закрыл дверь и пошел по коридору. Встретил женщину из регистратуры, которая спросила:

— Как прошло посещение?

— Отлично.

— Ему теперь будет легче.

— Надеюсь.

— Вы молодец, что пришли.

— Мы с ним давние знакомые.

Она подумала над моими словами, поискала подходящее к случаю клише и провозгласила:

— Старые друзья всегда самые надежные.

— Замечательно сказано.

Как раз когда я вышел на основную дорогу, подошел автобус. Он бы довез меня прямиком до центра города. Но я решил прогуляться. Проходя мимо телефонной будки, я подумал: «Всего две минуты уйдет на звонок в полицию и мой рассказ, и они немедленно арестуют Майкла Невилла. К тому же, возможно, Кленси зачтет это в мою пользу».

Но я пошел дальше.

Еще я мог позвонить женщине-полицейскому: пусть вся слава достанется ей.

Нет, с этим я должен справиться в одиночку. Поднявшись на самый верх Бохермора, я перешел через дорогу. Остановился у ворот кладбища. Хотел войти, навестить Брендана, отдать ему дань уважения. Ноги не двигались.

Вытащив сигарету из пачки, я пробормотал:

— Да ладно, подумаешь. Войди, найди могилу, поздоровайся — и можешь отваливать.

Не мог двинуться — и все.

Отчасти потому, что знал, как бы Брендан отреагировал на мое обращение с Биллом. Так и слышал его голос: «Что ты сделал? Пошел к умирающему и избил его?»

В таком кратком описании все выглядело ужасно. Я мог попробовать оправдаться: «Он всегда был куском дерьма, мусором. Он убил двух невинных юношей и терроризировал хрупкую старуху».

Брендан бы покачал головой:

«Да простит тебя Господь, потому что больше никто не простит».

И если бы я совсем впал в отчаяние, то сделал бы еще одну попытку: «Но я добился результатов. Дело закрыто».

«Это неправильно, Джек. Сам знаешь».

Из ворот вышел могильщик. Еще один человек, знакомый мне со школьных лет. Он нес термос и бутерброды.

— Джек, ты сам с собой разговариваешь, — заметил он.

— Плохой признак, верно?

— А… не беспокойся. Я постоянно сам с собой разговариваю.

Могильщик увидел, что я смотрю на его ленч, и объяснил:

— Я чаще всего здесь ем.

Повел головой в сторону кладбища и продолжил:

— Иногда мне нужно уйти оттуда, побыть среди людей.

Я мог это понять. Кивнул:

— Это понятно.

— Нет, все не так, как ты думаешь. Покой там невозможно описать. Но я слишком долго там пробыл. Поэтому заставляю себя общаться с людьми.

Я решил не навещать Брендана и сказал:

— Рад был с тобой поболтать.

— Ты знаешь, где я, где мы все будем. Календарь решает все проблемы.

Когда человек совершает такие поступки, это равнозначно тому, что он снова и снова вводит в свой организм мышьяк.

Я стоял у жилого дома около Испанской арки. Билл и Майкл Невилл жили на верхнем этаже. Я проверил фамилии у входной двери. Точно, вот и он, квартира 5А. Я нажал кнопку звонка. Никто не ответил. Если бы он ответил, то, честно говоря, не знаю, что бы я сказал. Я все надеялся, что мне придет в голову какой-нибудь хитрый план.

Не тут-то было.

В фильмах, чтобы попасть в дом, герой звонит в другие квартиры, и кто-то обязательно открывает ему дверь.

Не сработало.

Я решил воспользоваться теми знаниями, которые мне преподали в полицейской школе. Я взломал замок. Употребил грубую силу. В холле я увидел лестницу и начал подниматься. На пятом этаже обнаружил квартиру 5А и прислушался. Ни звука. Постучал в дверь и услышал:

— Да?

— Электрическая компания.

— Одну минуту.

Адреналин гулял по моим венам. Я услышал, как отодвигается задвижка и проворачиваются механизмы замков, — и дверь открылась. В дверях стоял мужчина в жилете и боксерских трусах. Он протирал заспанные глаза. Я спросил:

— Майкл Невилл?

— Да.

Я ударил его в живот. Затем нанес еще один удар в челюсть. Он упал навзничь. Я проверил, нет ли кого в коридоре, и зашел в квартиру. Втащил хозяина в гостиную и закрыл дверь. Ему было за тридцать, он еще не успел набрать вес, его нетрудно было тащить. Я быстро проверил, нет ли кого в других комнатах.

Если Майкл Невилл не один, я пропал. Я проверил спальню, нашел автоматический пистолет браунинг и свою собственную пушку. В коробке из-под обуви обнаружил солидный запас кокаина и толстую пачку денег. Рассовал кокаин, деньги и свой пистолет по карманам. Браунинг продолжал держать в руке. Услышал, как Невилл стонет, приходя в сознание.

Я вернулся в гостиную, подвинул стул и сел над хозяином. Пистолет свободно лежал на колене. Невилл открыл глаза, сел и потрогал челюсть. Я сказал:

— Привет!

Он уставился на меня и воскликнул:

— Тейлор! Говорил же Биллу, что надо с тобой покончить. Успел посмотреть по видео «Охотника за оленями»?

Невилл попытался встать, и я заметил:

— Плохая мысль, разве только ты хочешь, чтобы я отстрелил тебе пальцы на ногах.

На столике рядом я заметил книгу. Я так удивился, увидев в доме Майкла Невилла книгу, что взял ее в руки. Трудно связать книги и убийц. Называлась книга «Страстная любовь».

Я поднял глаза:

— Слушай, никто уже давно не читает Генри Грина.

Он непонимающе взглянул на меня:

— О чем ты толкуешь?

Я позволил себе немного отвлечься. Я не винил книги за хаос в моей жизни, но они всегда были рядом и в горе, и в радости. Я сказал:

— Он на удивление забытый автор. Каждые десять лет или около того его снова открывают.

Невилл уже почти стоял. Я продолжил:

— В последние двадцать лет своей жизни он не написал ни строчки.

Невилл проговорил:

— Книга не моя. Была в квартире, когда я переехал. Хотел выкинуть, потом передумал. Всякое бывает. Вдруг кончится туалетная бумага — воспользуюсь книгой.

Я вроде как помешался. Мне было необходимо, чтобы он узнал об этом писателе.

— Он никогда не разрешал себя фотографировать, использовал псевдоним и очень мало рассказывал в интервью. Критики называли его работы ускользающими и загадочными. По сути, очень близко к приметам твоей собственной работы.