Энн Бенсон - Похититель душ

Это был отказ в изящной форме, епископ заботливо указал мне на мою предполагаемую слабость, состояние, которое он приписывал моему «положению», но я уже не понимала его сути.

– Просто я подумала… Возможно, мы узнаем что-нибудь новое, изучив предметы, связанные с преступлениями, вот и все.

– А зачем нам это узнавать?

Пока я еще не могла ответить на этот вопрос.

– Разумеется, чтобы получить дополнительные доказательства, – объяснила я. – Доказательства виновности милорда в преступлениях, в которых его обвиняют.

– Доказательств не требуется.

Я не ожидала такого ответа.

– Но… как же будет вынесен приговор, если не требуется доказательств?

– Он признается.

Первая мысль, которая пришла мне в голову, была: «Никогда».

– Жиль де Ре не признается, – сказала я. – Ему не позволит гордость.

– Уверяю вас, признается. Он ответит за свои преступления перед Богом, и сделает это по собственной воле. Даже если нам придется сначала применить пытки. Если потребуется, мы это сделаем.

– И тем не менее я бы хотела видеть доказательства, – умоляющим голосом проговорила я. – Мне… мне необходимо их увидеть, чтобы успокоиться.

Я закрыла лицо руками и начала тихонько плакать, но не смогла сдержаться и разрыдалась по-настоящему.

Я знала, что завтра буду сожалеть о том, что устроила это великолепное представление, и искренне раскаюсь, потому что мой епископ хороший человек и не заслужил такого грубого обмана. Пророческие слова сестры Клэр о предсказуемой одинаковости всех мужчин, даже тех, кто занимает высокое положение, всплыли у меня в памяти. Только самые жесткие и жестокие, вроде Жана де Краона, в состоянии выстоять перед женскими слезами. А если уж быть честной до конца, мои слезы были не такими уж фальшивыми. Жан де Малеструа поморщился.

– Ладно, если это так для вас важно, я постараюсь выяснить, куда подевались вещи. Но не советую питать особую надежду. Скорее всего, их выбросили или они потеряны.

Я понимала, что мой дорогой епископ наверняка прав, – я не очень надеялась, что кто-то сохранил рубашку, и уж конечно, не мерзавцы, чью вину она сможет доказать. Где ее могли спрятать, чтобы она не перепачкала все вокруг?

Франческо Прелати наверняка известно, что с ней стало, но он трус, который попытается обменять эти сведения на послабление в суде. У меня не было ничего такого, чем я могла бы его соблазнить. Оставалось найти Перрин Рондо. Я знала, что она пришла в Нант, на этот суд, вместе с остальными свидетелями, и все они временно поселились на окраинах города. Большой палаточный лагерь вырос на берегу реки, и мне оставалось лишь пройти между кострами, чтобы ее найти, – ее хорошо знали благодаря сильному характеру.

Когда я нашла ее на следующее утро до того, как начался суд, веселое настроение Перрин Рондо указывало на то, что она полностью оправилась после вчерашнего испытания.

Впрочем, она рассказала свою историю и покончила с этим делом. В отличие от многих других, кому показания в суде причинили боль, она не потеряла ребенка.

Высокое каменное кострище было сооружено у реки много лет назад, здесь рыбаки часто готовили рыбу, которую им удалось поймать в мутной воде. Поперек камней лежал толстый шест из какого-то зеленого дерева, а на нем мадам Рондо подвесила горшок. Она стояла, тихонько напевая, и помешивала кашу, ее округлые бедра двигались в такт круговым движениям руки. У ее ног на куске материи лежал большой, тщательно отмытый речной камень, на него она выльет готовую кашу. Потом она остынет, и ее можно будет есть руками, отламывая клейкие куски. Простая, безвкусная еда, но она утолит голод людей, ждавших завтрака неподалеку, поскольку ни у кого из них не было ни мисок, ни ложек для нормальной трапезы. Как же я привыкла к удобствам – тарелка, стол, ложка, достаточно горячей еды. Всего лишь привычка для меня – и настоящее сокровище для нищего. Меня всегда удивляло, как Бог решает, кого наградить своей милостью.

Перрин Рондо он даровал сердечную доброту, и она сейчас помогала тем, кто нуждался в пище и помощи. От пара, который поднимался над горшком, волосы у нее на лбу завились колечками, остальные она убрала назад и завязала куском тряпки. На ней был большой передник, рукава платья слегка закатаны.

Она посмотрела на мое облачение и вежливо кивнула.

– Доброе утро, матушка.

– Доброе утро. Вы мадам Рондо?

– Я.

– Да благословит вас Бог, мадам. Я молилась за вас вчера вечером после того, как вы дали свои показания. Надеюсь, вы оправились после болезни, которая так неожиданно на вас свалилась.

– Да, оправилась. И я благодарна вам за вашу молитву. Они случаются, а потом отступают, я имею в виду припадки дрожи. Я всегда быстро прихожу в себя.

– Вы храбрая женщина и очень настойчивая, когда хотите что-то узнать.

– А кое-кто сказал бы, что слишком любопытная, – усмехнулась она.

– Я не стану вас судить, мадам, но ваше любопытство, как оказалось впоследствии, принесло нам пользу.

– Так бывает не всегда. – Она хитро улыбнулась. – Но если мои показания помогли обвинителю, я рада. А выступить мне было совсем не трудно, – добавила она. – Мне очень жаль тех, кто потерял детей. Особенно женщину, которая говорила накануне, когда заседание закрыли.

Она вытащила из горшка деревянную ложку, стряхнула с нее остатки каши и положила поперек горшка. Высвободив руки, она соединила их на груди и пробормотала молитву. Затем перекрестилась и снова начала мешать в прежнем ритме.

– А что случилось с ней в часовне… И с вами…

Я спрятала забинтованную руку в рукав.

– Со мной все будет хорошо. А мадам ле Барбье сильная женщина. Я уверена, она быстро справится с тем, что ворон…

– Матушка, извините меня за дерзость, потому что у меня и в мыслях нет показать вам свое неуважение, – перебила она меня, – но это был не ворон, а сам дьявол в облике птицы, насланный Жилем де Ре, чтобы наказать ее за то, что она так резко выступила против него.

Как же сильно верят дети Господа в колдовство.

– Если так, мадам, тогда мы все обречены, потому что в последнее время мало кто произнес в его адрес добрые слова.

Она снова принялась креститься и даже произнесла новую молитву.

– Бог о нас позаботится, – сказала Перрин Рондо и подняла вверх ложку, словно в подтверждение своим словам. Кусок каши соскользнул с нее и свалился в горшок. – Ну, это, конечно, не изысканное угощение, но пустые желудки наполнит. Вы не поедите с нами, матушка?

– Вы очень добры, мадам, я уже поела. Но если вы можете уделить мне немного времени, я бы хотела расспросить вас кое о чем. О рубашке, которую вы упомянули вчера. Вы сказали, что видели, как Прелати вынес ее из дома примерно тогда же, когда арестовали милорда.