Энн Бенсон - Похититель душ

Она взглянула на кашу и нахмурилась.

– Смотреть на нее было невозможно, да и запах шел ужасный. Спереди вся в крови и еще в чем-то. Знаете, запах чувствовался даже через густые листья куста, где я пряталась. Если бы я не боялась, что они меня увидят, меня бы вытошнило.

Она знаком показала на мужчину, который спал прямо на голой земле.

– Расстояние до них было примерно как до него. Может, даже меньше.

Получалось не больше пары шагов.

– Значит, вы смогли хорошо рассмотреть рубашку.

– Очень хорошо. Месье Прелати держал ее на вытянутых руках, чтобы не запачкаться. Так что она оказалась практически у меня под носом.

– Вы говорили, что посередине она была разорвана…

– Не разорвана, а разрезана – скорее всего, ножом, – сказала она, ответив на вопрос, который я не успела задать.

Меня вдруг захватил нездоровый интерес, о котором говорил Жан де Малеструа, и мне стало не по себе.

– А вы не могли бы вспомнить, мадам… в каком месте был разрез?

– От подола почти до самого горла. Вокруг него ткань так пропиталась темной кровью, что края набухли. А еще я заметила, что нижняя часть разреза была неровной.

Мысленным взором я увидела нарисованную ею картинку и представила, как нож входит в мягкую плоть детского живота. Мне стало нехорошо, я покачнулась и ухватилась рукой за мадам Рондо, на лице которой тут же появилось беспокойство.

– У меня всего лишь закружилась голова. Сейчас все пройдет, – попыталась я успокоить ее.

Но прежде чем все прошло, в голове возникло несколько страшных образов. Я сделала глубокий вдох.

– Получается, что нож распорол рубашку и живот ребенка одновременно, ничего другого просто не может быть.

– Да, матушка. Ребенка, который был в этой рубашке, убили как ягненка.

Неровный разрез у самого подола, края которого набухли от крови; я попыталась себе его представить.

– Мадам, а в каком направлении расширялось кровавое пятно? – спросила я.

Она несколько минут смотрела на кашу, равномерно ее помешивая, но глаза ее были устремлены куда-то в пустоту. Она положила ложку на край горшка и только после этого заговорила.

– Около шеи собралось очень много крови. Выходит, она поднималась наверх. – Она озадаченно посмотрела на меня. – Но как такое может быть?

Ребенка подвесили вниз головой.

Я почувствовала, как к горлу подкатила тошнота. Когда мне удалось с ней справиться, я спросила:

– Как вы думаете, сколько лет было ребенку, которому принадлежала рубашка?

– О, он был маленьким. Не больше семи или восьми лет.

Перед моим мысленным взором появился Мишель в возрасте семи лет. Он забрался на колени моей памяти и обхватил меня за шею своими маленькими ручонками.

– Звери, – прошептала я. – Грязные звери.

– Да, матушка, – проговорила Перрин.

Я вежливо поблагодарила ее за все, что она мне рассказала, затем повернулась и прошла через лагерь. Подол моего облачения волочился по земле, но я не обращала на это внимания. Здесь стало еще больше людей, чем когда я пришла; и все они, казалось, не сводили с меня глаз.

К тому времени, когда я вернулась во дворец, Жан де Малеструа уже покинул свои личные апартаменты и отправился в часовню, так что мне предстояло объяснить ему, где я пропадала, лишь вечером. В отличие от брата Демьена, который видел, как я уходила.

– Где вы были? – налетел он на меня. – Я начал волноваться! Его преосвященство тоже вас искал. Мы опаздываем на заседание.

Да, и можем пропустить новый поток пронизанных болью историй. Я попыталась почувствовать огорчение и не смогла.

– Я ходила в лагерь, чтобы поговорить с Перрин Рондо, – ответила я.

Молодой священник быстро перекрестился и произнес короткую молитву, словно я заразилась страшной болезнью.

– Зачем?

– Я хотела задать ей несколько вопросов, брат. Про рубашку, которую она видела.

Мне не было необходимости объяснять, почему рубашка меня заинтересовала; брат Демьен слышал историю Гийома Карли. Вместо этого он принялся поносить несчастную женщину.

– Она страдает припадками, сестра, демон, наверное, еще не отпустил ее… знаете, она тряслась, как недужная, когда давала вчера свои показания.

– Я уверена, что ей удалось освободиться от действия злых сил, напавших на нее вчера. Когда я ее нашла, она, точно как наш Спаситель однажды, кормила страждущих.

– Демон может обмануть нас ложной добродетелью. Он покажет вам свет и уведет во мрак. Отравит фальшивыми обещаниями и заставит поверить…

– Хватит, – перебила я его и скрестила на груди руки. – Слушая вас, можно подумать, что вы собираетесь надеть митру, брат.

– Не нужно быть епископом, чтобы говорить о зле, которое несет дьявол.

– Почему не нужно? И не бойтесь за мою душу, брат, я вернулась, сумев ее сохранить, – заявила я.

– Надеюсь, вы остались довольны ее ответами.

– Насколько такое возможно в данный момент.

Но, как это часто бывает, ответы мадам Рондо вызвали лишь новые вопросы. И мне придется отправиться еще куда-нибудь, чтобы найти ответы на них.

Все, что происходило и о чем говорилось в суде, почти сразу же становилось известно в лагерях вокруг дворца и окружающих его деревнях, словно речи передавались по какому-то невидимому каналу. Никто ни о чем другом не говорил, но так бывает всегда – мы отказываемся наслаждаться ароматом божественных роз, когда нас привлекает запах грязи. Накануне вечером я услышала у себя над головой шорох и, подняв голову, увидела небольшую стаю голубей, которые кружили над одной из башен. Они беспорядочно метались несколько минут, а потом разлетелись в разные стороны. Но как только они исчезли, им вслед выпустили новую стаю. По всей Франции и Бретани члены королевского двора, аристократы и церковники получат маленькие листочки бумаги с написанными на них важными сообщениями. На следующий день птицы непременно доберутся до Авиньона, и мой сын, которому я, к своему великому стыду, так и не ответила на письма, наполненные словами любви, узнает о том, что у нас здесь происходит.

– Герцог Иоанн, наверное, очень интересуется новостями, – сказал мне брат Демьен, глядя, как исчезают из вида птицы.

– Он мечтает растоптать милорда, – ответила я, – впрочем, дела милорда совсем плохи и без его участия. Интересно, когда он предстанет перед нами. Герцог умоет руки, словно не имеет к этому никакого отношения, но свою выгоду не упустит. Очень нехристианское поведение. С другой стороны, вокруг него столько людей, которые ведут себя по-христиански – за него.

Новости сообщал один и тот же глашатай, который в конце каждого дня выходил на большую площадь перед епископским дворцом. Послушать его собиралась огромная толпа, и в его шляпу щедро летели монеты, потому что он был великолепным рассказчиком. Слушатели вскрикивали и стонали, а потом потрясали кулаками, когда удивление уступало место гневу. По мере того как росло количество сообщений о пропавших детях, росла и ярость простого народа в адрес правителя.