Энн Бенсон - Похититель душ

Он с разочарованием взглянул на двух пыточных дел мастеров, чьи лица по-прежнему ничего не выражали.

– А теперь не будем больше откладывать и вернемся к нашим делам.

У нас ушло шесть жутких минут, чтобы добраться до студии. Слова Эллен Лидс о промедлении эхом звучали в моих ушах, поскольку каждая лишняя секунда означала еще несколько капель крови Джеффа. Кортеж сопровождающих нас патрульных машин остановился возле парковки, когда мы выходили из нашего автомобиля. Двери машин распахивались, под их прикрытием тут же расположились полицейские.

Периметр уже был обозначен желтой лентой, чтобы пресса не болталась под ногами и не подвергалась опасности. Зависший над нами вертолет мешал вести разговоры; кто знает, какое впечатление он может произвести на обезумевшего Уилбура Дюрана?

Я с трудом сдерживала ярость.

– Если он отсюда сейчас не уберется, я влеплю в него пулю! – выпалила я.

Эскобар мгновенно оказался рядом со мной.

– Посмотри, на кого он упадет! – прокричал он. Вокруг толпилось множество полицейских.

Воздух был полон пыли и мелкого мусора. Я медленно огляделась. Внутри огороженного пространства лежал человек в форме.

– О Господи, вы только посмотрите…

Он лежал на животе в луже собственной крови. Одна рука была отведена далеко в сторону, пальцы шевелились. Его пистолет валялся в трех футах от руки – он не мог до него дотянуться. Один из медиков хотел было подойти к лежащему полицейскому, но, когда до распростертого тела осталось десять футов, раздался выстрел, и пуля ударила всего в нескольких дюймах от ног медика. И всякий раз, когда кто-то из полицейских или медиков пытался приблизиться к раненому, раздавался новый выстрел. Однако стрелок не стремился их убить, лишь не давал оказать помощь.

– Похоже, он не старается попасть, – заметил Спенс из-за дверцы нашего автомобиля.

И вновь один из медиков попытался приблизиться к лежащему полицейскому. На сей раз пуля попала в оборудование, размещенное на крыше телевизионного фургона. Во все стороны полетели осколки металла, разя стоящих вокруг людей. Все бросились врассыпную, пытаясь найти подходящее укрытие.

– Ну, теперь мы знаем, что он неплохо стреляет, – сказала я.

Все это было сном, кошмаром, порождением больного разума – чувство реальности меня покинуло. Однако я вдруг увидела логику, объясняющую весь этот кошмар.

Я медленно поднялась во весь рост, демонстративно спрятала пистолет в кобуру и зашагала к огороженному желтой лентой участку.

Спенс попытался меня перехватить, но я уже была слишком далеко. Я слышала, как Эскобар выкрикивает мое имя, приказывает залечь. Спокойно повернувшись к нему, я сказала:

– Он не станет в меня стрелять. Он пытается меня выманить.

Они дружно запротестовали. Я разобрала слова «спятила» и «сумасшедшая», а также «можно не сомневаться». Сохраняя спокойствие, я ответила им:

– Он хочет, чтобы я вошла внутрь. И до тех пор не станет в меня стрелять.

Шаг за шагом я приближалась к лежавшему на земле полицейскому. Подойдя к нему, я осторожно повернула его на бок; он попытался мне помочь, отталкиваясь одной рукой.

– Как спина и шея? – крикнула я, поскольку вертолет продолжал висеть над нами.

– Нормально.

– Тогда я попытаюсь вытащить тебя отсюда. Помогай мне, если сумеешь, но я и сама справлюсь.

Он слабо улыбнулся и кивнул. Я перевернула его на спину, взяла за плечи и потащила, он застонал, но стал отталкиваться ногами, чтобы мне помочь. Кровавый след отмечал наше движение к желтой ленте. Когда до нее осталось несколько футов, я отпустила раненого и обежала вокруг него, чтобы оказаться между ним и зданием студии. К нам устремились двое полицейских и двое медиков; вместе они подхватили истекавшего кровью молодого человека и быстро унесли в безопасную тень. Через несколько мгновений его увезла машина скорой помощи.

Ко мне подскочили Спенс и Эскобар.

– Черт подери, каким местом ты думала?! Если еще раз сделаешь что-нибудь подобное, у тебя отнимут значок…

Но я знала – они не правы. Наконец я стала свободной женщиной. Теперь у меня осталась лишь одна проблема: я могу опоздать на парад, который устроят в мою честь. Я купила себе эту профессиональную свободу смелым поступком, который почти наверняка показывали в прямом эфире на весь мир.

Меня охватила необыкновенная легкость – я поняла, что этот момент определит всю мою оставшуюся жизнь, если, конечно, она у меня будет. Я подумала о детях; как они будут жить без меня, если до этого дойдет. У них есть тети, бабушки и кузины, которые о них позаботятся, не говоря уже о любящем отце.

Тут я сообразила, что отцу Джеффа еще ничего не рассказали. Оставалось надеяться, что он в участке и ничего не видит.

Я посмотрела на Спенса. Смущение и тревога исказили его лицо. Он никогда не видел, чтобы я вела себя подобным образом. Должно быть, он удивился, когда я сказала:

– Нужно, чтобы кто-нибудь позвонил отцу Джеффа и привез его. Только не сюда, пусть ждет где-нибудь поблизости, здесь он будет нас отвлекать. Но я хочу, чтобы он был рядом, когда мы вытащим Джеффа.

– Почему бы тебе за ним не съездить, Лени? А мы управимся здесь без тебя.

Я с грустной благодарностью улыбнулась ему.

– Неплохая попытка, – ответила я. – Но ты знаешь, что это мое шоу.

– Лени, не надо. Пожалуйста, не надо.

Я шагнула вперед и оказалась на открытом пространстве парковочной площадки «Ангел-филмс», залитой ярким светом прожекторов. Дальше я пошла параллельно кровавому следу, приближаясь к зданию. Входя в дверь, я оглянулась; Спенс и Эскобар следовали за мной тем же маршрутом. Один за другим раздались два выстрела; стрелок вновь промахнулся. Вскоре оба детектива уже стояли рядом со мной в вестибюле.

– Вы послали за отцом Джеффа? – только и спросила я.

– Да, – ответил Спенс.

Я с трудом расслышала его голос.

– Спасибо, – сказала я и потрепала его по плечу. Потом улыбнулась Эскобару: – Вы лучше всех.

Секунды три мы шмыгали носом и вытирали слезы.

– Ладно, давайте сделаем божью работу.

Дверь в вестибюль студии была слегка приоткрыта – вероятно, Дюран решил облегчить нам задачу, чтобы мы не стреляли в замок. На самом деле такое любят показывать в кино, но, если стрелять в замок в реальной жизни, можно сильно пострадать от осколков – а дверь останется запертой.

В вестибюле оказалось пусто, но на одном из столиков горела лампа; благодаря этому мы сумели его пересечь, ни разу не споткнувшись. Пол был завален коробками, словно хозяева готовились к переезду. Мы подошли к дальней двери и остановились, пытаясь что-нибудь расслышать. Благодаря хорошей звукоизоляции вой сирен и шум лопастей вертолета сюда почти не доносились. Я приложила ухо к стене, мои товарищи последовали моему примеру.