Александр Новиков - Бездна

Бульдог поднялся с дивана. Бросил нож и стянул через голову окровавленную рубашку, вытер об нее липкие от крови руки, скомкал, швырнул. Потом прошел во вторую комнату, взял свою сумку, вытащил из нее и надел другую рубашку. Поверх нее – самодельный жилет-разгрузку. Щелкнул карабинчиками, пристегнул вытяжные шнуры к кольцам гранат, уложил их в нагрудные карманы. В отдельный карман положил запасной магазин. Вложил в открытую кобуру на поясе «Стечкин» и вышел в прихожую. Обул кроссовки, надел черную синтетическую куртку и черную кепку. Немного подумал, потом вернулся в комнату, где лежал мертвый Лаврентий-Моцарт, запустил руку под подушку и вытащил из-под нее большую черную «беретту». На труп Моцарта старался не смотреть.

Бульдог опустил прехохранитель «беретты», убедился, что патрон уже в патроннике и вышел в прихожую.

В «Серебряном веке» начался ужин. Председатель произнес тост за старых друзей, принимать которых – большая радость и высокая честь. В ответ президент Турции произнес тост за гостеприимных хозяев. Звенели бокалы с двуглавыми орлами, шампанское искрилось, люстра сверкала, звучала музыка.

Шел дождь. Глеб стоял на «палубе», прислонившись к стволу березы, укрывал полой плащ– палатки аккумулятор и ждал команды. Ветви березы качались, шумели над головой, густо летели мокрые листья.

Кот сидел в своем закутке на крыше цеха, тоже ждал команды. Дождь молотил по плащ– палатке.

Студент по-зэковски, на корточках, сидел под церковным сводом. Здесь он был защищен от дождя и от ветра. Здесь он был совершенно невидим снаружи, поэтому можно было даже курить. Студент тоже ждал команды.

Команды все не было.

Бульдог посмотрел в глазок – на площадке, освещенной тусклой сорокаваттной лампочкой, было пусто. Он осторожно оттянул язык засова, приоткрыл дверь, прислушался. Где-то – кажется, этажом выше – был слышен приглушенный дверью смех. Видимо, соседи тоже смотрели «Реального идиота»… Бульдог дольше минуты простоял, прислушиваясь. Потом выскользнул из квартиры, аккуратно прикрыл дверь и пошел вверх по лестнице.

Он проник на незапертый чердак, включил фонарик. Громко шумел дождь над головой. Бульдог двинулся в сторону соседнего подъезда. Через сорок секунд он стоял у двери, которая могла привести его к свободе. Он решительно распахнул дверь. Свет здесь не горел. Бульдог шагнул на площадку и… тело свело чудовищной судорогой. Уже теряя сознание, он понял: парализатор.

На большом мониторе в главном зале Ладожского вокзала был включен канал «Промгаз Медиа». Транслировали новости. Диктор – обаятельная, нерисованная – произнесла:

– В эти минуты начинается ужин, который Председатель дает в честь высокого гостя…

Мастер сказал: ну что же? Пора.

Чердыня собирался ехать на Приморский, когда позвонил Михельсон.

– Генрих Теодорович, – сказал он, – на том фото, что вы мне прислали, не настоящая антенна. Она очень похожа на настоящую, но не настоящая – муляж. Ума не приложу, кому понадобилось делать му…

– Я тебя за яйца повешу, тарнеголь херов, – прорычал Чердыня и прервал разговор.

Команда поступила, как это обыкновенно бывает – неожиданно. Даже если ты ее ждешь, она все равно звучит неожиданно… Рация на груди пропищала и голос Мастера произнес:

– Готовность – одна минута. Прошу подтвердить готовность. Прием.

– Северный готов.

– Центральный готов.

– Южный готов.

– Хорошо. Через сорок секунд я начну обратный отсчет. От десяти до единицы. Потом команда «Огонь!»

Студент поднялся, взял в руки «пушку» и подошел под дыру в куполе. Сквозь дыру густо летели капли. Студент поднялся на три ступеньки. В лицо ударил ветер. Рядом трепетала на ветру березка, сеяла мелкие, как пятачки, листья. Широко расставив локти, Студент уперся в крышу, направил антенну на Башню и включил прицел. Полторы секунды монитор оставался мутным, потом появилась и стала четкой картинка. Металлический приклад холодил щеку. Палец лежал на спусковом крючке от детской игрушки.

Студент смотрел на Башню. Думал: сейчас там ужинают. Пьют вино, стоимость одной бутылки которого равна пенсии пенсионера за несколько лет. Едят деликатесы – стерлядь и молочную телятину, черную икру и лобстеры…

– Десять, – произнес голос Мастера из рации.

…А может быть они едят что-то такое, о чем простой смертный даже и не слыхивал…

– Девять.

Но чтобы там они не ели, все равно они едят человечину.

– Восемь.

А вино, которое они пьют – это кровь. Кровь нерожденных младенцев.

– Семь.

Там, в этой сверкающей Башне, собрались вампиры и людоеды.

– Шесть.

С виду они обычные люди. Многие даже красивы и обаятельны.

– Пять.

Но под ухоженной кожей прячется грязная, в язвах и струпьях, шкура, а белозубая улыбка скрывает клыки.

– Четыре.

Уничтожить их – святое дело. И сейчас мы это сделаем.

– Три, – произнес Мастер. Его голос сделался слегка глуховатым. Видимо, он волновался. А Студент – напротив – был спокоен.

– Два.

Завывал ветер, хлестал дождь, где-то громыхал оторванный лист жести.

– Один.

Палец на смешном спусковом крючке напрягся.

– Огонь!

Студент согнул палец. На дисплее вспыхнула маленькая красная точка. Невидимый «снаряд» сорвался с кончика антенны. В отличие от обычного снаряда, он был неподвластен законам баллистики – на него не действовала сила земного тяготения, а комендору не нужно было вводить поправки на боковой ветер и деривацию. Этот «снаряд» всегда летел точно туда, куда был направлен.

Одновременно со Студентом «выстрелили» Кот и Глеб. Три страшных «снаряда» пронзили темноту, наполненную дождем и ветром, почти одновременно обрушились на Башню. Они прошли сквозь бетонные стены, оставив на них около сорока процентов своей мощности и ворвались в гостиную «Серебряный век».

В отличие от обычного стрелка, который может перевести дух после нажатия на спуксковой крючок, Студент продолжал удерживать цель в прицеле. Потому что «выстрел» все еще продолжался.

Прошло три секунды с начала атаки.

Первым ощутил на себе действие «Ужаса» один из музыкантов – скрипач. Неожиданно для своих коллег и для себя самого он вдруг сфальшивил. Такого с ним не бывало тридцать с лишним лет. Скрипка пронзительно взвизгнула и смолкла. Спустя секунду умолк кларнет. Скрипач и кларнетист испуганно смотрели друг на друга… У официанта, который собирался налить вина супруге министра иностранных дел, дрогнула рука, он плеснул вино в декольте вечернего платья супруги. Женщина вскрикнула. Возможно, от неожиданности… Но спустя секунду вскрикнула пианистка. Ее растерянное «Ах!» послужило детонатором – «Серебряный век» наполнился криком. Кричали женщины, кричали мужчины. Председатель сидел молча. Но сознание уже наполнялось какой-то липкой темнотой.