Грег Айлс - Кровная связь

– Откуда вам это известно?

– Он прислал мне письмо пару лет назад.

– Вы ответили?

– Я выбросила его в мусорную корзину.

Кайзер благодарит меня за то, что я уделила ему время, говорит, что, может быть, ему еще понадобится связаться со мной, потом начинает прощаться.

– Агент Кайзер?

– Да?

– Как насчет двух женщин, родственниц жертв? Через кого вы связываете доктора Малика с убийствами?

– А что насчет них?

– Вы уже допрашивали их?

– Мы попробовали было побеседовать с одной из них, но она ведет себя сдержанно и подозрительно. Почти как параноик. Не пожелала рассказать нам о Малике ровным счетом ничего. Послушайте, доктор Ферри, мне и в самом деле нужно бежать. Благодарю за помощь.

Кайзер обрывает разговор.

Я думала, что Шон перезвонит сразу же, но мой телефон молчит. Подавив желание немедленно позвонить самой, я притормаживаю, и «ауди» медленно вписывается в повороты извилистой дороги, ведущей в Сент-Фрэнсивилль, где Джон Джеймс Одюбон – художник-самоучка, натуралист, орнитолог, охотник – нарисовал большинство своих знаменитых птичек.

Справа я замечаю промелькнувший знак «Ангола. Исправительное учреждение», и желудок у меня вдруг подкатывает к горлу. Ангола много для меня значит. Еще девочкой я посещала тюремные родео и изумлялась презрению, с которым заключенные рисковали жизнями, укрощая быков и лошадей. Но в первую очередь «Ангола» означает для меня остров. Именно по тюремной дороге мы ездили чаще всего, когда нужно было попасть на остров ДеСалль с восточного берега Миссисипи. Старый речной канал, охраняющий восточное побережье острова, приходилось пересекать на лодке почти в любое время года, но летом нефтяная компания прокладывала мост для обслуживания своих скважин на острове. Этот мост вел в экзотический мир теней и света, радости и ужаса, памяти и забвения. Я заводила друзей на острове – чернокожих, по большей части, – а затем теряла их из-за сословного деления, о котором даже не подозревала. Я работала на земле только для того, чтобы увидеть, как наводнение смывает результаты моих усилий. Я ухаживала за животными, которых потом вели на бойню. Я научилась выслеживать и стрелять, а затем возненавидела убийство.

Для меня понятия «смерть» и «остров» связаны неразрывно. Когда мне исполнилось десять лет от роду, из «Анголы» сбежали четверо рецидивистов. Они ухватились за бревно и бросились в воды Миссисипи. Группа преследователей из тюрьмы сообщила моему деду, что течением их может вынести на берега острова ДеСалль. Группа тюремных охранников с собаками весь световой день прочесывала остров. Они ничего не нашли. На следующий вечер на поиски отправились мой дед, его белый десятник и двое чернокожих рабочих. Они выехали верхом на лошадях, взяв с собой четырех призовых гончих. На следующий день двое заключенных были заперты в собачьем загоне позади амбара, их руки и ноги были связаны канатами с буровых скважин. Другие двое лежали мертвыми на полу амбара, и тела их были изуродованы рваными ранами, нанесенными пулями и клыками собак.

В прошлом году во время пикника на берегу утонула моя бабушка. Вот она смеется, а в следующее мгновение ее уже нет в живых. Она упала в реку вместе с песчаным обрывом с высоты в тридцать футов, и тело ее так и не нашли. Меня не было с ней в тот день, и, наверное, это к лучшему. Я бы наверняка погибла, пытаясь спасти ее. Я знаю Миссисипи так, как знают ее немногие и как большинство никогда не узнает эту реку. Там, где многие страшатся ее мутных вод, я уважаю ее. Когда мне исполнилось шестнадцать, я переплыла Миссисипи на спор, чтобы доказать, что ничего не боюсь. В тот день безумная храбрость едва не погубила меня. Остров и река унесли больше жизней, чем мой дед и те осужденные, вместе взятые, но сейчас мне не хочется думать об этом. Не буди лихо, как говорила моя бабушка.

К югу от Сент-Френсивилля автострада расширяется до четырех полос. Я открываю дроссельную заслонку и лечу по прямому, как стрела, участку дороги до Батон-Руж. Я уже проскакиваю главный въезд в университет штата Луизиана, когда наконец звонит Шон.

– Я в Батон-Руж, – сообщаю я ему. – Еще час пути.

– Можешь не спешить, Кэт.

В груди у меня все сжимается. По голосу я понимаю, что у него плохие новости.

– Что случилось?

– Зубы Малика не совпадают с отметками укусов на телах жертв.

Я непонимающим взором смотрю перед собой.

– Ты уверен? Кто проводил сравнительный анализ?

– Один малый из ФБР по фамилии Абрамс. Говорит, что между ними нет ничего общего.

– Дерьмо… Он знает свое дело.

– Похоже, Малик оказался не той ниточкой, за которую мы рассчитывали потянуть.

Я выскакиваю в левый ряд, обходя дребезжащий старый автомобиль с логотипом «Виннебаго».

– Шон, связь Малика с жертвами никоим образом не может быть случайной. Это ключ к раскрытию дела. Мы просто еще не поняли, как все это стыкуется.

– У тебя есть какие-нибудь идеи?

Я судорожно размышляю.

– ДНК Малика может совпасть со слюной на следах от укусов.

– Но его зубы не соответствуют укусам.

– Он мог использовать еще чьи-либо зубы.

– Что?

– Этот прием описан в книге «Красный дракон». Зубная фея воспользовалась зубами своей бабушки, чтобы кусать ими жертвы. Для нее это было частью ритуального убийства, но Малик может использовать их для инсценировки, чтобы ввести нас в заблуждение.

– Откуда Малик возьмет искусственные зубы?

– Да откуда угодно! Он мог украсть макет зубов из кабинета доктора Шубба. Просто, направляясь к выходу, завернуть в лабораторию, и – бац! – у него есть рабочий макет зубов.

– А слюна может принадлежать ему? Типа того, что он лизал раны или что-нибудь в этом роде?

– Именно так. Или она даже может принадлежать другому человеку. Чтобы сбить нас с толку.

– Я проверю, но, похоже, твое предположение притянуто за уши. ФБР дало «зеленую улицу» исследованию ДНК Малика, но ты понимаешь, что это значит.

– Проклятье! – Я жму на газ, чтобы обойти большегрузный автоприцеп. – У Малика есть алиби на те ночи, когда произошли убийства?

– На две из четырех. Он был с пациентами. Во всяком случае, так говорит.

– Они подтвердили его слова?

– Черт возьми, он отказывается назвать их! Он по-прежнему всеми силами мешает нам.

– И сколько еще это будет сходить ему с рук?

– Недолго. Но он очень упрямый сукин сын и твердо стоит на своем.

– Хм… Может, он и в самом деле невиновен.

– Зачем невиновному человеку упорствовать в сокрытии подобных вещей? Особенно когда на карту поставлена человеческая жизнь?

– Ты мыслишь как полицейский, Шон. У всех есть что скрывать. Уж кому это знать, как не тебе.

– Ну хорошо, я полицейский. И хочу знать, что этот сукин сын скрывает.