Михаил Март - Часовой механизм

— Не исключено.

— Тогда я жду от вас отчета.

— Конечно. Вы его получите, когда я окажусь на свободе. На нарах я ни перед кем не отчитываюсь, там передо мной держат отчет. Пугать меня не надо. В зоне я как у Христа за пазухой. Не достанете. Я проделал громадную работу, а влип по случайности. Но мне гарантировали безопасность. Вот и выполняйте свои обязательства.

— Хорошо. О сроке не думайте. Мы устроим вас в ближайшую колонию на небольшой срок. Пусть все утихнет. О побеге не думайте. Мы сами решим все вопросы.

— Решайте. А я пока отдохну на печке. И передайте Ирине. Пусть ждет, мы скоро увидимся.

Адвокат ухмыльнулся:

— Не беспокойтесь. Ее мы возьмем под особую опеку.

Михайловское шоссе О часов 47 минут

На дороге и возле ямки возились двое немолодых мужчин, собирая что-то пинцетом на асфальте и складывая в разные пакетики.

Майор Пустовалов стоял посреди дороги, сунув руки в карманы, и задумчиво всматривался вдаль.

В ночной темени блеснули автомобильные фары С каждой секундой свет становился все ярче и ярче Милицейская машина подъехала к майору и остановилась. Из нее вышли два сержанта в камуфляжной форме, в бронежилетах, с автоматами.

— Ну что там? — спросил майор.

— Дело обстоит так, Роман Иваныч. Легковушка сгорела дотла. Причина непонятна. Валяется тлеющий остов в кювете. Вряд ли она сама слетела в кювет.

— Почему? — холодно спросил Пустовалов.

— Слетела бы, перевернулась, вот и все. Ни одного дерева рядом нет. С чего бы ей взрываться? И передок весь разбит. Труп водителя опознанию не подлежит. Выгорел до костей. Похоже на столкновение. По логике вещей машина принадлежит жене Ярыгина и покойный лейтенант Рахманов о ней докладывал дежурному. Джип самого Ярыгина стоит на шоссе метрах в десяти от сгоревшего «Фольксвагена», но в машине никого нет. Водительская дверь раскрыта нараспашку. Кругом — ни души, гробовая тишина.

— Возвращайтесь назад. Ни к чему не прикасайтесь. Перекройте шоссе и никого не пропускать. Ни к нам, ни от нас. До моего приказа пост не покидать.

Сержант Хомутов кивнул на тех, кто работал у дорожной ямки.

— А что эксперты?

— Подрыв очевиден. Кровь возьмут на анализ. Фрагменты тела принадлежат Рахманову. Это пока все.

— Протокол составлять будем?

— Нет. Подождем до утра. Все. Катитесь назад.

Милиционеры вернулись в свою машину.

Пустовалов подошел к экспертам.

— Закончите работу и отправляйтесь в участок.

Пожилой мужчина с фонарем приподнялся с корточек и сказал:

— Предварительная версия есть, но утверждать ничего не буду.

— Говори, Савелич.

— Роса на дороге выступила, сильное испарение. Проявились следы. Мы их сфотографировали. Максим Рахманов шел от своей машины вперед. Судя по всему — к тому месту, где стоял грузовик. Протекторы от колес грузовика слева у обочины остались. Четкие. Значит, машина стояла на месте. Но вдруг следы лейтенанта обрываются. А взрыв произошел в пяти метрах от его следов. Человек не может прыгать на такие расстояния.

— И что ты хочешь сказать, Савелич? Что у Рахманова крыльев не было? Или что ангелом он не был?

— Там, где оборвались следы Рахманова, проходят следы от колес джипа. Аккурат между ними. Если машина ударила его сзади по ногам, то он мог взлететь и без крыльев. Только скорость машины должна быть очень высокой. Нашу версию может подтвердить только осмотр бампера джипа. Ребята говорили, что его бросили где-то поблизости.

— А как же произошел взрыв?

— От удара чека оторвалась от гранаты. Я же предупреждал твоих ребят, чтобы они не привязывали их к поясу. Не на войне же.

— Я тебя понял, Савелич. Поезжай, глянь на джип, но в кабину не лезь. Я сам ее осмотрю, но позже.

— Твое слово для нас закон, Рома.

Пустовалов направился к своей «девятке». Сев за руль, он открыл ящик для перчаток и достал из него сотовый телефон. Пользоваться рацией, которая прослушивалась всеми патрулями, майор не стал.

Набрав нужный номер, он ждал. Ответили на другом конце не сразу.

— Требухин слушает.

— Тяжелая у нас сегодня ночка выдалась, Дмитрий Михалыч.

— Ты прав, Роман Иваныч. Выспаться нам не дадут.

— Проблема не только в Артюхове. На нас посыпалось все сразу. Около полуночи на Михайловском шоссе, в пяти километрах от перекрестка взорвалась машина Антонины Борисовны Ярыгиной. Сгорела дотла. Спустя минут двадцать в ту же сторону пролетел джип самого Ярыгина. Он там и стоит, но пустой. По пути джип сбил насмерть моего офицера. Кто управлял машиной, не знаю. Но угонять джип у депутата глупо. Загляни к нему. Прощупай обстановку.

— Я тебя понял. О таком ЧП надо сообщить в центр.

— Утро вечера мудренее. Мы еще не знаем, как будут развиваться события.

— Резонно. А что скажешь о взрыве?

— Проверь машину Николая Кондакова. Он в это же время возвращался из Михайловки. Не исключено, что он столкнулся с «Фольксвагеном». У него лебедка на переднем бампере, она могла уберечь его машину от вмятин. Но следы все равно есть. Я не исключаю, что Кондаков ездил не за картошкой для интерната, а за Артюховым. Кондакова лучше изолировать. Мужик начнет горячку пороть. Тем более что он попался мне на пути, но я его отпустил. Даже груз проверять не стал. Думаю, что Артюхов спрыгнул по пути, в районе реки, на нашей стороне и пошел через заповедник своим ходом.

— Скорее всего, так оно. и есть. Ладно, Роман Иваныч. Будем поддерживать связь.

Пустовалов убрал телефон в карман и включил двигатель.

0 часов 57 минут

Кустарник зашевелился, будто ожил. Мелькнул луч фонаря. Попенченко вскинул автомат и приготовился к атаке. Точнее, не к атаке, а к стрельбе. Идти на задержание Артюхова в одиночку никто бы не решился, тем более что имелся приказ стрелять на поражение. Слава богу, выстрелить он не успел. Лунный свет выхватил из кустарника длинную светлую прядь волос. В двух шагах от милиционера появилась женщина.

— Стой! Стрелять буду!

Фраза прозвучала смешно. Попенченко произнес свою угрозу полушепотом, словно сделал предупреждение, но по большому секрету от дремавших вокруг него деревьев.

— Это я, Никола Гаврилыч, Алена.

Из кустарника вылезла дочка Пустовалова, а следом какой-то парень.

— Господи! Ты что здесь делаешь? Я тебя чуть было не шлепнул.

Он вытер рукавом взмокший лоб.

— Дядя Никола, только отцу ничего не говорите. Ладно. Это Егор, мой друг. Сами понимаете. Припозднились.

— Какой еще Егор? Ярыгинский сынок, что ли?

— Тихо, дядя Никола. Вы же не скажете отцу?

— Нашла себе дружка. Ничего я говорить не буду. Но я же не один в лесу. Беглый зэк тут где-то шастает. Не дай бог на него нарвешься. Уж он-то точно стрельнет. Ему терять нечего.