К. Сэнсом - Седьмая чаша

Чтобы сгладить неловкий момент, я сказал:

— Только что встретил родителей Адама. По их мнению, у мальчика налицо улучшение.

— Мне тяжело смотреть на его отца. Большой, сильный человек, он чувствует себя совершенно беспомощным!

— Со смотрителем Шоумсом проблем больше не возникало?

Эллен снова улыбнулась.

— Нет, сэр. Благодаря вам. Он даже разрешает мне приводить Адама в гостиную, чтобы мальчик находился в компании других пациентов. Доктор Малтон говорит, что это важно для Адама — оказываться в обществе других людей, вырываясь хотя бы изредка из того скорбного мира, который он для себя создал.

— По словам Шоумса, Адам нервирует других пациентов.

— Но уже меньше, чем раньше. Они просят его перестать молиться и молчать. Это тоже неплохо для него. Тут каждый может помочь другому. Но к сожалению, не себе.

— Это не совсем так, — послышался голос от двери, и в комнату вошел Гай.

Я с удивлением увидел в его руке Новый Завет. Мой друг выглядел усталым, и я почувствовал себя виноватым за то, что накануне заставил его мчаться в Линкольнс-Инн.

— Что с Билкнэпом? — спросил я.

— Доктора Арчера надо бы привлечь к суду за предумышленное нанесение тяжких телесных повреждений. Как я понял, Билкнэп обратился к нему с жалобами на непрекращающиеся боли в животе. Из-за них он перестал есть и ослаб, а Арчер своими постоянными кровопусканиями и промываниями желудка ослабил его еще больше. Неудивительно, что он решил, будто умирает. Я прописал ему хорошее питание и постельный режим в течение недели, а потом он сможет отправиться восвояси, и врачебная помощь будет ему не нужна.

— Спасибо тебе.

— Боюсь, миссис Эллиард не понравилось, когда я сказал, что ей в течение некоторого времени придется ухаживать за ним.

— Дороти можно понять. Зрелище Билкнэпа, лежащего на пороге ее дома, напомнило ей мертвого Роджера.

— Она добрая и жалостливая женщина. Я, к своему стыду, даже немного сыграл на этом. Но твоими стараниями Билкнэп теперь мой пациент, и его здоровье для меня превыше всего.

— Не сомневаюсь, — ответил я, а про себя подумал: «Черт бы побрал этого негодяя!»

— Я пообещал проведать его завтра вечером.

— Ты вызвал к нему священника?

— Нет, исповедь ему не понадобится. Наоборот, это повредило бы больному, вернув его к мыслям о скорой кончине.

— Приходи ко мне поужинать после того, как навестишь этого мерзавца. В качестве компенсации за хлопоты. А заодно я заплачу тебе за его лечение. Билкнэпу оно обойдется даром.

Гай улыбнулся.

— Странный он человек! Подробно ответил на мои вопросы о своих хворях, а потом, когда я сообщил ему о том, что его жизни ничто не грозит, он вдруг умолк и больше не произнес ни слова. В том числе ни слова благодарности — ни тебе, ни мне.

— В этом весь Билкнэп. Как-нибудь при случае я расскажу тебе о нем.

Гай развел руками и повернулся к Эллен.

— Ну-с, как наш Адам?

— Позавтракал. И даже улыбнулся мне!

— Значит, делает успехи.

Гай подошел к Адаму и осторожно прикоснулся к его плечу. Мальчик перестал исступленно шептать и поднял свое изможденное лицо.

— Мне нужно молиться, доктор Малтон. Я и без того потерял много времени.

Гай присел на корточки и стал вглядываться в лицо больного, а я подивился гибкости его тела.

— Я опять принес Библию. Давай почитаем ее? Ведь чтение этой книги угодно Господу, как ты полагаешь?

— Если не возражаете, я пойду проведать других пациентов, — произнесла Эллен. — Сисси сегодня чего-то хандрит… Боюсь, с рукоделием у нее ничего не выйдет…

— Спасибо вам за все, что вы делаете! — искренне поблагодарил Гай.

Женщина присела и удалилась. Ее длинные каштановые волосы, выпущенные из-под чепца, взметнулись, накрыв плечи и спину шелковистой пелериной. Я повернулся к Гаю. Тот открыл Библию и пытался разговорить Адама.

— Если ты внимательно почитаешь Писание, то увидишь: Иисус не хочет, чтобы Его последователи страдали без нужды. Он мечтает о том, чтобы они жили в окружающем мире, а еще больше — чтобы они жили в гармонии с ним, а не превращались в отшельников, каким сделался ты.

— Но Господь посылает людям испытания, проверяет их веру на прочность. Вспомните Иова. Он насылал на него одну невзгоду за другой! — воскликнул Адам и стукнул костлявым кулачком по полу.

— И тебе кажется, что Бог испытывает и тебя?

— Я надеюсь на это. Вечно страдать в аду все же лучше, чем быть отринутым Богом. Но все равно я так боюсь преисподней! Так боюсь! В Книге Откровения я прочитал…

— Читай Евангелия четырех апостолов, Адам, и ты поймешь, что ни один из тех, кто раскаялся, не бывает отвергнутым. Взгляни на Марию Магдалину…

Не дослушав Гая, Адам отчаянно помотал головой, согнулся и вновь принялся молиться, беззвучно шевеля губами. На его тощей шее бусинами выпирали позвонки. Гай вздохнул и поднялся на ноги.

— Я оставлю его на несколько минут, — сказал он. — Такова наша договоренность.

— Друг мой, — восхитился я, — твое терпение бездонно, как море.

— Я иду по следу тайны, пытаюсь разгадать болезнь, наблюдаю за реакциями Адама.

— Ты не оставишь ему Библию?

— О нет! Иначе он станет читать все, что связано с Божественным проклятием, отлучением за грехи, и впитывать все это в свое сердце. Я ломаю голову над тем, что послужило отправной точкой его недуга. С чего все началось? Случается так, что душевнобольных заставляют замыкаться в себе какие-нибудь ужасные события, происходящие вокруг.

— Его мать до сих пор предполагает, что он рассердился за что-то на них с Дэниелом.

— Возможно, отчасти она права, но это далеко не вся правда.

Гай смотрел на скрюченную фигуру Адама, задумчиво потирая подбородок.

— А мне вот интересно другое, — заговорил я, — какой внутренний мир создал для себя наш убийца? Ты знаешь, он прикончил еще одного человека.

Я рассказал Гаю про то, в чем покаялся мне Билкнэп, и про убийство Фелдэя. Я говорил шепотом, чтобы меня не услышал Адам, но он был до такой степени погружен в молитвы, что вряд ли расслышал бы хоть слово, даже если бы я кричал. С минуту Гай стоял, погруженный в раздумья.

— Думаю, внутренний мир убийцы очень отличается от того мирка, который сотворил для себя Адам. Но кажется, он находится в состоянии столь глубокой одержимости и восхищения самим собой, что с этим уже ничего не поделаешь. Известно ли тебе, Мэтью, что в Библии всего несколько раз говорится об одержимости, причем в Новом Завете — ни разу.

— А Иоанн Богослов? А Книга Откровения?

— Без этой книги христианство, безусловно, было бы лучше. В ней превозносится только жестокость и разрушение, она учит тому, что уничтожение человеческих существ не только ничего не значит, но, напротив, может доставлять наслаждение. Она есть зло. Неудивительно, что именно ее выбрал убийца.