К. Сэнсом - Седьмая чаша

Речи Гая в защиту монахов заставили Роджера почувствовать неловкость. Я перевел взгляд с одного на другого. Гай в душе по-прежнему оставался католиком, Роджер раньше был радикальным сторонником реформ, но потом стал умеренным, а я находился даже не между ними, а вообще в стороне, особняком. Довольно одинокое местечко.

— У меня есть еще одно дело, в связи с которым я хотел попросить у тебя совета, Гай, — решил я сменить тему. — Это случай, связанный с психическим расстройством на религиозной почве или, по крайней мере, похожий на него.

Я рассказал ему историю Адама Кайта.

— И вот, Тайный совет взял да и упрятал его в Бедлам — с глаз долой, из сердца вон, — заключил я свой рассказ. — Родителя парня хотят, чтобы я вытащил их сына оттуда, но мне думается, что это не самая лучшая мысль.

— Мне известно о случаях навязчивой влюбленности, — задумчиво протянул Роджер, — но навязчивая религиозность… О таком я не слышал.

— Я слышал, — сказал Гай.

Мы оба повернулись и уставились в его темное непроницаемое лицо.

— Это новое психическое заболевание, которое Мартин Лютер добавил в копилку человеческих несчастий.

— Что ты имеешь в виду? — заинтересовался я.

— Всегда существуют люди, которые ненавидят себя и изводят себя, испытывая чувство вины за реальные или вымышленные проступки. Я неоднократно встречался с подобными случаями в бытность свою монастырским врачевателем. Мы всегда говорили таким людям, что Господь прощает каждого, кто раскаялся в своих грехах, ибо Он никого не обходит своей милостью.

Гай поднял голову, и в его голосе зазвучал гнев, что случалось с ним крайне редко.

— Но теперь нам говорят, что Бог будто бы по какому-то собственному капризу решил одних спасать, а других предавать вечному проклятию. Но если вы не можете рассчитывать на Божественную милость, вы обречены. Это один из основных постулатов Лютера. Я знаю, я читал его. Лютер может чувствовать себя ничтожной тварью, спасенной милостью Божьей, но задумался ли он над тем, чем может обернуться его философия для других, которые не обладают его внутренней силой и надменностью?

— Если бы это было правдой, разве не сошла бы с ума половина человечества? — спросил Роджер.

Гай неожиданно ответил на этот вопрос другим вопросом:

— А вот вы верите в то, что на вас лежит милость Божья?

— Я надеюсь на это. Я стараюсь жить по совести и верить в то, что могу быть спасен.

— Да, большинство, как вы и я, предпочитают жить надеждой на спасение, оставляя все остальное на усмотрение Бога. Но сейчас появились такие, которые абсолютно уверены в том, что они уже спасены. Эти люди могут быть опасны, поскольку считают себя особыми, не такими, как все остальные. Однако у любой монеты есть две стороны, поэтому существуют и другие — те, кто страстно желает уверенности и в то же время полагает себя недостойным. Такое состояние может обернуться тем, что происходит сейчас с вашим бедным юношей. Я слышал, это называют манией спасения души, хотя вряд ли этот термин способен передать те муки, что испытывают люди, страдающие этим заболеванием.

Он помолчал.

— Однако главный вопрос, я полагаю, заключается в другом: почему мальчик вдруг стал одержим чувством собственной греховности?

— Может, он и вправду натворил каких-нибудь великих грехов? — предположил я и с облегчением увидел, как Гай отрицательно помотал головой.

— Нет. Обычно в таких случаях речь идет о маленьких, незначительных проступках. Великими их делает то, как работают головы этих людей.

— Ты поможешь мне выяснить, что это, Гай? Некоторые в Бедламе считают Адама одержимым дьяволом. Боюсь, они могут причинить ему вред.

— Я съезжу туда и взгляну на него, Мэтью, — пообещал Гай. — Разумеется, я поеду как врач, а не как бывший монах, иначе он и впрямь перепугается, подумав, что оказался в лапах дьявола.

Внезапно вид у моего друга сделался усталым и постаревшим.

— Спасибо. Юный Пирс поистине неутомимый работник, — зачем-то заметил я.

— Да, он хороший ученик, — ответил Гай и тихо добавил: — Возможно, даже лучше, чем я заслуживаю.

— О чем это ты? — озадаченно спросил я.

Он пропустил мой вопрос мимо ушей.

— Пирс вдобавок ко всему еще и очень умен. Он все схватывает на лету. — Гай неожиданно улыбнулся, отчего его лицо неузнаваемо изменилось. — Позвольте, я покажу вам кое-что. То, что я обсуждал с Пирсом, то, что является новым словом в искусстве врачевания, и то, чего не приемлют многие мои коллеги по цеху.

Гай встал, подошел к полке, снял с нее ту самую книгу, которую незадолго до этого поставил туда подмастерье, и с превеликой осторожностью положил фолиант на стол. Мы с Роджером встали по бокам от него.

— «De Humani Corporis Fabrica», — негромко прочитал Гай. — Трактат «О строении человеческого тела». Только что вышел из печати. Мне привез его мой друг, немецкий торговец. Это анатомический атлас, написанный Андреасом Везалием, фламандским врачом, работающим в Италии. Там давно разрешено посмертное вскрытие человеческих тел, в то время как здесь оно до последнего времени находилось под запретом.

— Старая церковь не одобряла этой практики.

— И была не права. Везалий стал первым за многие века, а то и вообще за всю историю медицины ученым, который в столь беспрецедентных масштабах занялся препарированием человеческих тел. И знаете, что он обнаружил? Что древние — Гиппократ и Гален — эскулапы, на авторитет которых прежде было нельзя покуситься без риска вылететь из корпорации врачей, ошибались!

Гай повернулся к нам. Его темные глаза блестели.

— Везалий доказал, что древние заблуждались во многих своих описаниях внутренних органов человеческого тела. А все потому, что им не было разрешено анатомировать трупы и их описания основывались на исследовании не человеческих органов, а органов животных.

Гай засмеялся.

— Эта книга наделает много шума. Научное общество попытается всячески дискредитировать, а то и вовсе запретить ее.

— Но откуда нам знать, что Везалий был прав, а древние эскулапы ошибались?

— Это легче легкого, стоит лишь сравнить описания и рисунки из этой книги с тем, что мы видим, препарируя человеческое тело. Сейчас для публичного вскрытия доступны тела четырех повешенных преступников.

При этих словах я внутренне съежился, поскольку всегда отличался некоторой брезгливостью, но Гай продолжал:

— Ив правильности того, о чем я сейчас говорил, мне удалось убедиться лично.

— Каким образом? — осведомился Роджер.

— Лондонский коронер имеет право потребовать вскрытия трупа с целью выяснения причин смерти. Большинство врачей считают подобную работу ниже собственного достоинства, тем более что и платят за нее гроши. Но я предложил свои услуги, и это позволило мне убедиться в правоте Везалия. Он ни в чем не ошибся.