Пи Трейси - Снежная слепота

– Сочувствую, Магоцци, – сказала она, и он почувствовал, как закрылась дверь, за которой остались и окружающий мир, и все те ужасные вещи, что в нем творились.

Она взяла его за руку и провела на кухню, проверила то, что варилось на плите, налила два стакана вина и села напротив него за кухонный стол.

– Расскажи мне об этом, – попросила она, и Магоцци пришло в голову, что эта женщина никогда раньше не говорила ему таких слов. Они звучали как магическое заклинание.

«Это то, что у Джино с Анджелой, – подумал он. – Ты приходишь домой измотанный и злой, и тут тебя встречает восхитительная женщина, которая в самом деле хочет знать, как у тебя прошел день». А это отнюдь не мало. Это не просто вместе проводить время; она хочет делить с тобой и то время, что вы проводите врозь, и, насколько Магоцци был убежден, это вызывает желание провести и жизнь вместе. Он подумал, понимает ли Грейс смысл своих действий.

– Чему ты улыбаешься, Магоцци?

Магоцци начинал ненавидеть собственный дом. Он был темен, пуст, и, что хуже всего, в нем не было ни женщины, ни собаки. Было невероятно трудно сегодня вечером оставлять Грейс, но его ждал ранний звонок и огромная куча накопившихся донесений, с которыми надо было справиться к утру, а если бы рядом с ним сидела Грейс в своей фланелевой пижаме, об этом не могло быть и речи.

Он вынул из холодильника бутылку светлого эля, включил телевизор и застыл в ожидании десятичасовой сводки новостей.

Команда новостников весь день отрабатывала эту тему, добиваясь максимального воздействия, и это у них получилось. Драматические страстные тексты, пронизанные такими эпитетами, как ужасно, невероятно и чудовищно, хорошо сочетались с искусным монтажом, который в конечном итоге представлял четко обозначенное и охраняемое место в виде стадиона во время футбольного матча. Особенно выразительными были лица кричащих и плачущих детей, когда они смотрели, как крепкие ребята в синих мундирах разваливали одного снеговика за другим. Все без исключения каналы показывали миннесотских полицейских как сборище бессердечных идиотов.

По всем каналам прошли отрывки пресс-конференции шефа Малкерсона, но ни один не послужил к его чести. Шеф был мастером спокойных, убедительных выступлений, но на этот раз его манера не сработала. Он со знанием дела внес предположение о бывшем заключенном, который, скорее всего, затаил злобу на полицейских, но пресса продолжала долбить шефа вопросом, который и сами копы задавали себе: что это за убийца, который делает из трупов снеговики? Да это какой-то дешевый фильм ужасов.

Кристин Келлер с третьего канала стала раскручивать самый неприятный аспект ситуации. Когда показали кусок, в котором Магоцци и Джино, не отвечая на вопросы, продираются сквозь толпу репортеров в Сити-Холле, она пустила в ход самые горестные интонации своего голоса, вещавшего о конце мира.

«Остается лишь предполагать, не скрывает ли истину миннесотское управление полиции, стараясь предотвратить панику среди жителей города. Отставной криминальный психолог, который предпочел сохранить анонимность, сказал репортеру, что продуманное превращение мертвых тел в снеговиков – безошибочный признак серийного убийцы-психопата… – Глядя прямо в камеру, она сделала драматическую паузу. – Убийцы, который, более чем вероятно, снова нанесет удар».

Прежде чем Магоцци успел погрозить кулаком экрану, зазвонил телефон, и ему не нужно было смотреть на определитель номера, чтобы понять, кто звонит.

– Джино?..

– Лео, я хочу, чтобы ты мысленно представил себе, в каком я жутком положении, потому что я сижу перед телевизором вместе с детьми и ничего не могу сделать.

– Насколько я понимаю, ты смотришь третий канал.

Джино взорвался и с трудом удержался от нескольких нецензурных слов.

– Они не сказали ничего из того, о чем мы сами не думали, Джино.

– Речь не о том, что они сказали, а как они это подали. Выдали кучу дерьма – лишь бы попугать. Дети будут бояться снеговиков. Перестанут лепить их. Они вырастут и не позволят своим детям лепить их. По телевизору никогда больше не станут показывать мультик о снеговике Фрости, и ни одна радиостанция не будет крутить его песенки. Семья Джина Отри [2] Отри Джин – киноактер, певец, известнейший в США «поющий ковбой», исполнявший популярные рождественские песни. перестанет получать чеки авторского гонорара. Изменится зимний пейзаж всей страны просто потому, что Кристин Келлер вылезла на экран. – Он наконец перестал кипеть и возмущаться и, вздохнув, оставил Магоцци наедине с теплым пивом и горой бумаг.

Курт Уэйнбек, дернувшись, пришел в себя, приподнялся на сиденье и в панике огляделся, искренне удивляясь, как он, черт возьми, ухитрился заснуть и что его разбудило. Наверное, холод. Или, может быть, порыв ветра, качнувший маленькую машину, – нет, этого быть не может. Дерьмовая жестянка так плотно сидит в колеях, проделанных четырьмя лысыми шинами, что потребовался бы настоящий ураган, дабы сдвинуть ее хоть на дюйм.

Придорожные кюветы смехотворно глубокие, и каждый парень в Миннесоте знает почему. Эту проклятую дорогу тянули прямо через болота, стараясь поднять ее над уровнем воды, и нисколько не больше. Такие дороги пролегали по всему штату, высясь над окружающей местностью, и кюветы у них были так глубоки, что по весне в них можно было утонуть. А зимние поездки оказывались олимпийскими соревнованиями по умению автомобилей удерживаться на бревне. Стоит лишь одной шине на дюйм уйти в сторону – и считай, ты спекся.

Он понял это в ту минуту, когда почувствовал, что машина скользит и взлетает в воздух. Не жди его на дне два фута свежего снега, он бы сломал ось, когда рухнул вниз. Выбраться не было никакой возможности, но он все же попытался, раскачивая машину взад и вперед, пока шины цеплялись за снег, но с каждым их оборотом утопая в снегу еще на несколько дюймов; наконец трение шин о снег превратило его в лед, и они окончательно завязли. И хуже того – он засел так глубоко, что снег заблокировал дверцы и открыть их не было никакой возможности.

«Снежный гроб, мать его, – вот что это такое. Старик Камерон Уэйнбек закопался так глубоко, снег так зажал дверцы, что никак не смог выбраться. Конечно, он был, как всегда, пьян в стельку, так что, может быть, все было не так плохо – сидел, пока ресницы не смерзлись, а заледеневшие пальцы не отвалились. Может быть, дососал последнюю бутылку, а потом дела покатились под гору…»

Надгробное слово не совсем подходящее, хотя он знал именно эту историю, когда восьмилетним стоял у гроба отца. И сейчас, двадцать четыре года спустя он просто повторяет семейную традицию.