Чарльз Маклин - Молчание

Оказывается, я люблю Нью-Йорк, проквакала «легенда» на бис.

Карен ужасала перспектива снова окунуться во всю эту хренотень с бурным весельем, когда единственное, чего она сейчас хотела, — это чтобы муж увел ее домой.

— Меня беспокоит одно, — сказал Том, потирая затылок. — Твой друг, этот гольфист с «линкольном», рассчитывает, что я отдам ему деньги после того, как со мной произойдет несчастный случай?

— Я знаю, знаю, что это звучит бредово. — Карен смущенно хихикнула. — Он вовсе не друг, Том.

Уэлфорд подождал, пока она наденет туфли.

— Среди присутствующих есть люди, — продолжал он, — люди, которых я считаю своими близкими друзьями и которым очень хотелось бы иметь возможность растрезвонить о том, что я тебе сказал, если бы они об этом узнали. Они предупреждали, чего можно от тебя ожидать, когда я на тебе женился. Мол, рано или поздно она покажет себя в истинном свете. Воспитание много значит, Том, говорили они. Да, я не купился на эту ерунду тогда и не куплюсь сейчас. Но будь я проклят, если дам им или моей семье хоть один шанс позлорадствовать. Если ты должна этому Виктору какие-то деньги, я улажу все прямо в понедельник.

Том набрал полную грудь воздуха и с важным видом посмотрел по сторонам, словно полагая, что его речь, несмотря на приватный характер, должна была собрать аудиторию.

— Спасибо тебе, — тихо проговорила она. — Я этого не заслуживаю. После того, как я с тобой поступила, я не достойна…

— Эй, расслабься, хорошо? — Он обнял ее за плечи. — Пойдем поищем чего-нибудь выпить.

Они свернули на лестницу в парк. Оглянувшись, Карен заметила парочку, стоявшую на пирсе, перегнувшись через деревянные перила с фонариками, уходящими далеко в море. Мужчина стоял лицом к девушке в белом декольте и золотых босоножках. На вид она была, наверное, вдвое младше него. До Карен донесся ее низкий гортанный смех, которым она отреагировала на его слова. Он сунул ей палец в рот.

Дождик все никак не мог собраться.

Не в состоянии заснуть, она подошла к окну и, выглянув на улицу, увидела, как он тенью скользнул за руль своего «бьюика» с открытым верхом. Потом, не зажигая фар, отъехал по не слишком заезженному проселку, бегущему через цитрусовые плантации вдоль еще темной кромки озера. Она помнила эту водную гладь — стеклянно-спокойную, такого же заморенного голубого цвета, как небо, — в которой так четко отражался редкий ряд сереющих пальм на горизонте, что если долго смотреть, то бывает трудно различить, где верх и где низ. В памяти у нее сохранилось, что он махнул ей на прощание, в чем сейчас она отнюдь не уверена.

Так она в последний раз видела отца.

— У нее нет друзей — одни гостевые карточки, — проворчала Тамара Дэвенпорт, пожалуй, громче, чем намеревалась, взявшись за руку Карен, чтобы преодолеть полосу препятствий из парочек, беседующих на ступенях лестницы.

Вечер перешел в новую, свободную фазу и теперь даже отдаленно не напоминал те модные северобережные светские приемы, которые кончаются, едва начавшись, — как только все увидят, кто был и кого не было.

Женщина, обруганная Тамарой, соперничающая королева благотворительных кругов, только что прошествовала мимо них вниз, игнорируя решительное «фру-фру» в облаке радужного тюля, напитанного духами «Джой», — как вдруг вернулась к схватке.

— Я все слышала, Тэм, — пропела она, не оборачиваясь.

Карен могла лишь сделать вид, что ничего не заметила.

— Спасибо, что спасла меня от мистера Абогадо, — сказала она хозяйке дома.

— А, это тот мужчина? — Тамара остановилась, чтобы отдышаться, когда они добрались до площадки. — Дорогая, на тебе лица нет. Ты точно хорошо себя чувствуешь? — Она показала Карен дверь в ванную для гостей и взяла с нее обещание, что она ее подождет, чтобы спуститься вместе.

— Это пройдет, — ответила Карен, теряя терпение. — Правда.

Что бы ни задержало Тома — он уже минут двадцать как ушел наполнить бокалы, — она хотела быть на месте, когда он вернется. Он оставил ее на попечение одного бразильского риэлтера по имени Абогадо — этакой «масленки» с конским хвостом и в расстегнутой рубашке, который пытался заинтересовать ее «пляжным домиком ее мечты» на Шелтон-Айленде. [47] Шелтон-Айленд — остров между северным и южным выступами Лонг-Айленда на его восточной оконечности. Тамара обнаружила, что Карен «чахнет», как она выразилась, подпирая стену под изгибом двойной лестницы, и тотчас же увлекла ее наверх «кое о ком посплетничать в комнате для девочек».

Угроза интимной беседы исчезла, как только женщины оказались вдвоем.

— Это же форменное безобразие: живем нос к носу — и никогда не общаемся! — игриво проговорила Тамара. — Когда вся эта суета уляжется — после Дня труда, давай мы с тобой состыкуемся и подготовим заговор.

— Давай, — ответила Карен с улыбкой, закрывая дверь.

И запираясь.

Она села на пол рядом с ванной, собрав юбки на талии и расставив ноги перед настенным зеркалом, доходившим до самого пола. Смочила ватный тампон в водном растворе кокаина и стала протирать вскрывшиеся раны. Возблагодарив Абогадо за то, что он расщедрился для нее на флакон и ложку, которые отстегнул от золотой шейной цепочки, Карен втянула носом остатки драгоценного порошка и облизала ложку. Потом заглотила розоватую гущу болеутоляющего, разведенного в зубном стаканчике. В старые времена она высосала бы и окровавленный тампон, чтобы ни капли не пропало даром.

Закончив процедуру, Карен встала на колени перед тем же зеркалом и, перекрестившись, прочитала молитву. Она сделала все возможное, чтобы убедить мужа в реальности грозящей ему опасности, хотя и сомневалась, что он воспримет эту угрозу всерьез. Ее беспокоило, что он задавал так мало вопросов, что выслушал ее сумбурный, не всегда связный рассказ о том, как она заняла денег у Виктора Серафима, почти не перебивая. Он даже не поинтересовался, для чего ей понадобилось полмиллиона долларов. Только опять повторил, что не хочет знать лишних подробностей.

— Так говоришь, он забрал деньги? — Том посмотрел на нее все с тем же искренним, чуть насмешливым недоверием.

— Я не могу этого доказать.

— Возможно, этот парень не так уж глуп.

— Он делец, Том. Не надо его недооценивать. Я сама нарвалась. Дурак набитый и то догадался бы, что единственной причиной, почему Виктор согласился дать мне денег, была возможность подобраться к тебе… к твоему состоянию.

— Я таких слов не употребляю.

Карен отвернулась.

— Думаю, теперь он хочет иметь дело напрямую с тобой.

— Сколько, говоришь, ты должна?

— Полмиллиона долларов, я же сказала.

— Эта сумма значительно подрастет, если присовокупить доход с капитала. Какая у него такса — четыреста, пятьсот процентов? — Том покачал головой. — Обратилась бы лучше ко мне, детка, я бы дал тебе денег на более мягких условиях. — На его лице заиграла улыбка. — Все мы совершаем ошибки.