Майкл Доббс - Прикосновение невинныъ

27. Какое бы решение ни принял министр обороны, к нему будет привлечено внимание общественности в стране и за рубежом».

Деверье фыркнул.

«Будет привлечено внимание общественности…»

Поощрение? Или угроза? Хотя пресс-релиз не содержал никаких рекомендаций, тон не оставлял сомнений в том, чего именно хотят бюрократы из министерства обороны. «Дастер» был символом их силы, проект должен восстановить репутацию вояк в глазах коллег из Уайт-холла, после того как в течение ряда лет сменявшие друг друга лейбористы и консерваторы выжимали из них соки в поисках дополнительных миллиардов для партийной казны.

Деверье прокрутил в уме три варианта. Он может отказаться поддержать проект, заслужив тем самым благодарность испытывающих трудности коллег по кабинету. Однако тогда он столкнется с оппозицией тех могущественных и привилегированных представителей оборонной промышленности, которые съели не одного его предшественника. А политическая благодарность улетучивается быстрее, чем пузырьки в стакане содовой.

С другой стороны, можно вступить в открытую битву в защиту проекта, и она наверняка окажется кровавой. Но чья кровь прольется? Победи Деверье, он окажется самым удачливым министром в правительстве, фигурой международного масштаба, умелым дипломатом, политиком с перспективой, самой яркой звездой на политическом небосклоне. Он сам бы мог написать панегирик в свою честь.

А если ввяжется и проиграет, это будет его личной катастрофой. Сменил одного министра и уступил место другому. Глава оборонного ведомства, не оправдавший надежд. Пришел, увидел и сдался.

Что бы сделал его отец? Напился бы. Потом избил бы свою несчастную жену и исчез в той части особняка, где жила экономка. Молодая экономка. В доме беспрерывно менялись экономки, все они были молодыми, и каждую выбирал отец.

Деверье прикусил губу. Его отец вступил бы в бой и наверняка проиграл бы. Но он не похож на отца. И не потерпит поражения.

Ему, во всяком случае, не нужны молодые экономки.

В темноте сознания пробуждалась жизнь.

Она не различала ни форму, ни цвет. Как будто плавала в пустоте космического пространства, и необходим был всего один, небольшой толчок, чтобы она опять стала единым целым.

Разочарование. Гнев. Я чувствую, значит, я существую.

Неясные мысли терялись в темноте, или сгорали, как космическое тело, ворвавшееся в земную атмосферу.

Потом наступил момент, когда свет разделился на цвета и темный покров начал приподниматься.

— Мама-а-а!

Это был первый звук, который она восприняла, впервые после катастрофы Бенджи заговорил. Глаза Изы открылись, свет ослепил ее, она заморгала, сопротивляясь, сумела сфокусировать зрение и наконец увидела, что ее окружает: тщедушный консультант-невропатолог Уэзерап смущенно улыбался — это был его профессиональный триумф; Примроз, сестра-практикантка, нежно улыбалась ей; Макбин излучала спокойное удовлетворение при виде очередного чуда. Она прижимала к груди маленького живого черноволосого мальчика.

— Б…Бен…Бенджамен? — Из произнесла первое слово так же неуверенно, как теленок делает свой первый шаг. С нее быстро сняли все манжеты и присоски, чтобы мать и сын могли обнять друг друга. Бенджамен сморщился, став похожим на игрушечного тролля, и слезами выразил радость и облегчение. В уголках глаз матери тоже появились слезинки, но у нее было маловато сил, и она не до конца разобралась в ситуации.

— Где я? Что случилось? — наконец прошептала она, инстинктивно протянув руку, чтобы поправить волосы мальчика, но и это оказалось ей не по силам.

— О, значит, вы из-за океана, американка, ведь так? — Макбин быстро уловила акцент. — Скажите мне, как вас зовут?

— Из… Изидора Дин. Иза. — Ответ прозвучал робко почти вопросительно. — Мой о… — Она собралась было рассказать им, что ее назвали в честь Айседоры Дункан, танцовщицы, которой поклонялся в юности отец, дантист из штата Висконсин, скрывавший под маской строгости страсть к театру, но попытка оказалась слишком утомительной. Она замолчала и сосредоточила все усилия на попытке стереть слезы со щеки мальчика.

— С вами произошел несчастный случай, лапочка. Вы были в коме. Но вы сильная, вы справитесь. Не так ли, мистер Уэзерап?

Консультант, который в этот момент осторожно щупал ее пульс, кивнул.

— Ваша селезенка заставила нас поволноваться, миссис Дин, нам пришлось удалить ее. Но это не страшно. Вы даже не заметите ее отсутствия, останется только небольшой шов слева на животе. Вы довольно долго проспали, но, полагаю, с вами все будет просто отлично, если только юный Бенджамен даст вам возможность отдохнуть. Спокойно, юноша, — со смехом сказал он, повернувшись к Бенджи, который крепко обхватил мать за шею, чтобы никто не попытался оттащить его от нее.

— Он… Все в порядке, доктор. Он нуждается в нежности и ласке, — возразила Иза.

— Вы нас здорово помучили, Иза, — сказала Макбин. — Мы ведь не имели ни малейшего представления о том, кто вы такая. Вы действительно американка?

Иза кивнула.

— Ваш сын тоже пережил серьезный шок, он практически ничего не говорил все это время, — продолжал Уэзерап. — Мы рисковали, принеся мальчика к вам, но надеялись, что именно это и приведет вас обоих в норму. Я не был уверен в реакции мальчика, он мог еще глубже уйти в себя. Но я в восторге от результата.

— А моя девочка? Где Бэлла? — Голос Изы, такой слабый и неуверенный, вдруг приобрел силу.

— Миссис Дин, вы не должны волноваться… Но она повторила свой вопрос — медленно, почти по слогам, тоном, не допускающим отговорок.

— Доктор, где моя дочь?

Невропатолог почувствовал себя очень неуютно, он отвел глаза, сунул руки в карманы халата и взглядом попросил о помощи сестру Макбин. Она сидела на краешке кровати, поглаживая то мать, то сына. Медленно, спокойно, стараясь смягчить удар, она сказала:

— Мне очень жаль, Иза, милая моя. — Сестра замолчала, пытаясь справиться с собственными чувствами. Но выхода у нее не было. — Мужайтесь, вашей крошки больше нет. Она не пережила аварии.

Нож гильотины упал. Что-то лопнуло внутри. Навсегда, безвозвратно.

Иза не шевельнулась, ничем не выдала своей боли, только задрожало веко, да лицо застыло, как посмертная маска. Губы пытались прошептать что-то в ответ.

— Она не заслужила этого. Моя бедная девочка. — Больше Иза ничего не добавила. Она посмотрела на Макбин, надеясь, что это ошибка, но та лишь сочувственно покачала головой. Из глубин души Изидоры поднимался стон, превратившийся в животный вопль. В этом вопле слились воедино горе, ужас, плач по погибшей любви, чувство вины. Ее вины.

Она рыдала о погибшей дочери.